Крамневский поднял и отложил в сторону эхограмму, на которой были очерчены контуры одного из этих левиафанов. Серо-черный рисунок больше всего напоминал сооружение из сырого песка, какие во множестве строят дети на пляжах. В ломаных линиях и ряби штрихов еще можно было рассмотреть широкий корпус и огромную четырехорудийную башню, очень сильно смещенную к носовой оконечности. Ступенчатая шестиугольная пирамида главной надстройки заметно осыпалась и частично провалилась внутрь себя самой.
Конечно, внутри давным-давно не осталось тел. Скелеты в погибших кораблях – это популярная, но все же сказка, потому что морская вода в считанные годы съедает кости. И все же.. Даже Шафран, который в жизни ничего не боялся, вернулся из своего подводного путешествия подавленным, бормоча под нос что-то про «склеп с призраками».
Под эхограммой нашлась стопка фотографий, сделанных Аркадием с помощью специальной герметичной фотокамеры, Егор хотел было еще раз рассмотреть их, но не успел. Блок индикации замигал желтой лампочкой - Крамневский вызывал к себе, на пост управления, по срочному, не терпящему отлагательств делу. Радюкин со вздохом обозрел стол, на котором его усилия оставили исчезающе малые следы, и пошел на центральный пост.
В узком, едва-едва разойтись двум людям, коридоре, ученый встретился со Светлаковым, направлявшимся в свой отсек управления гидроакустическим комплексом. Длинные, «козацкие» усы акустика печально обвисли, да и сам он выглядел не лучшим образом. Пожалуй, Светлакову доставалось больше всех. Никакая аппаратура не могла заменить чуткое ухо, абсолютную память и природный талант, из которых складывался профессионализм «слухача». Хороший акустик должен помнить и мгновенно опознавать несколько десятков тысяч специфических шумов, от пения китов до скрежета подводного шлюза. Блестящий - держит в памяти сотни тысяч, мгновенно вычисляя на общем фоне, например, характерное тихое шипение торпедного аппарата. У Светлакова был сменщик, но все равно главный акустик проводил в своей рубке по шестнадцать-восемнадцать часов кряду.
На центральном посту, рядом с главной колонкой управления продуванием цистерн, вокруг овального штурманского стола собрались Крамневский, старпом Русов и штурман Евгений Межерицкий. Подводники приветствовали ученого вежливыми кивками.
- Присоединяйтесь, Егор Владимирович, - предложил командир. – Смотрите, какая интересная штука у нас нарисовалась.
Моряки расступились, пропуская доктора к столу. На стеклянной поверхности, среди координатной сетки виднелись непонятные Радюкину символы, нанесенные черным капиллярным стилосом. Егор добросовестно всмотрелся в путаницу закорючек и предсказуемо ничего не понял.
- Вот, здесь, - пришел на помощь штурман Межерицкий, указывая небольшой телескопической указкой. – Засекли шесть часов назад.
- Понял, - отозвался Радюкин, теперь, получив точку отсчета, он понемногу начал разбираться. - Две мили от нас, дрейфует, верно?
- Да. Где-то тридцать на пятнадцать метров, подковообразная форма, определенно металлический. Хода нет, ни одного слышимого механизма, рискнули глянуть через перископ – темнота, даже габаритных огней нет. Осторожно попробовали сонар – никакой реакции. И похоже он полузатоплен, четыре пятых объема ниже уровня воды… насколько можно судить при таком волнении. Но, похоже, не тонет. Есть у вас какие-нибудь соображения, что это такое?
- Не представляю, - помотал головой Радюкин после минутной паузы. – Для подлодки слишком мал, для надводного корабля слишком низкая осадка. Буй или автономная станция выдавал бы себя сторонними шумами, да и форма не та, антенны нет. И он, судя по форме кормовой части, способен к самостоятельному движению.
Немного подумав, доктор добавил:
- Я ведь не сказал вам ничего нового?
- Нет, к сожалению, - отозвался Русов, поглаживая ус.
- Соблазнительно, - произнес Межерицкий, потирая худые костистые ладони, словно штурман мерз. – Надо бы взглянуть.
- Надо, - с исчерпывающей лаконичностью отозвался из-за спины Шафран, неслышно поднявшийся по лестнице с нижнего яруса.
Крамневский добросовестно подумал, внимательно посмотрел на свою счастливую нить, протянутую под потолком, словно ответ был подвешен к этому взлохмаченному старенькому шнурку. По-видимому, он уже принял решение, и сейчас еще раз всесторонне подсчитывал все выгоды и опасности.
- Подождем еще шесть часов… нет, восемь, - решил он. – На случай, если это какой-то буй или сигнальщик. Отойдем самым малым на пару миль к югу и зависнем. Услышим кого-нибудь – пересидим или тихо уйдем под термоклином. Не услышим - как раз стемнеет, посмотрим, что это.
- Как обычно? – уточнил на всякий случай Шафран. – ИДА, «ослик», провод на буйках и никакого дальнего радио?
Крамневский осуждающе посмотрел на него, дескать, такой большой, а странные вопросы задаешь. И подтвердил:
- Да. Не забудь, если связь прерывается, мы ждем ровно четверть часа, а затем либо торпедируем этот объект, либо уходим. По обстоятельствам.
- Не забуду, командир, я ведь сам писал эту инструкцию, - с кривой усмешкой согласился Шафран. – Главное, не промахнитесь.
Крамневский хотел было сказать что-то, явно резкое, но в последний миг сдержался. Он лучше чем кто бы то ни было понимал, насколько все устали и напряжены. А механику предстояло в одиночку отправиться к неизвестному объекту, который вполне мог оказаться особым противолодочным кораблем или просто судном с радиостанцией, вещающей на неизвестной частоте. Или гигантской миной. Немудрено, что даже нервная система старого подводника, словно сплетенная из стальных тросов, давала сбои.
Главное, чтобы этот эпизод остался единичным, иначе придется применять дисциплинарные меры.
* * *
Шлюзовая камера заполнялась водой, уровень поднялся уже до колен. В неярком свете герметичного плафона жидкость казалась абсолютно черной, с маслянистым отблеском. Несмотря на костюм ныряльщика и шерстяное белье, холодок скользнул по ногам, от стоп и выше. Впрочем, природа его была скорее психологической.
Шафран взглянул на второго водолаза, тот слегка прислонился к гладкой стенке шлюзовой камеры, не выказывая никаких признаков паники или страха. Впрочем, нужно быть телепатом, чтобы прочитать эмоции человека, закованного в стальной водолазный скафандр. Аркадий прикрыл глаза и сосредоточился, умеряя сердцебиение, стараясь «продышать» нервозность ожидания. Вода бурлила вокруг торса, образуя пенные завихрения. Механик проверил связь – провод, тянувшийся от разъема на легком буксировщике к ларингофону, встроенному прямо в шлем-маску. Слегка кольнуло в сердце, приступ паники на мгновение захлестнул разум - неужели возраст все же дал знать о себе в самый неподходящий момент? Но боль ушла так же внезапно, как и пожаловала, не оставив и следа.
Просто нервы, обычный приступ страха, понятный и естественный в такой ситуации. Все боятся, бесстрашных людей не бывает. Просто одни умеют управлять страхом, а другие - нет. Из первых получаются настоящие моряки. А вторые покупают билеты на пассажирские лайнеры или вообще летают на дирижаблях.
