– Цесаревич мал, и э-э… – сформулировав фразу, Брюс дипломатично закончил: – Видимо, разделит судьбу отца. Как и княгиня Ольга. А князь Борис препятствием не станет. Видимо, таково же мнение Дмитрия и его окружения. Но у меня есть сомнения.
– Вот как?
– Да. Что, если после коронации наш друг передумает? Интересы России отнюдь не совпадают с нашими, а оказанная услуга стоит недорого. Находясь в России, я довольно коротко был знаком с Дмитрием Павловичем и считаю его самым большим другом Британии среди великих князей, это факт. Но с тех пор мы перестали быть союзниками, а князь успел повоевать и послужить в авиации.
– Что ж, это хороший вопрос, – Синклер вернулся за стол, достал из ящичка сигару и принялся аккуратно ее раскуривать.
– Сама по себе наша помощь его не скомпрометирует, – продолжил адмирал, пыхнув дымом первый раз. – А вот если прицепить его к чему-то более неблаговидному… Я не знаю, убийство, поддельные векселя, что-нибудь такое. Непристойное в глазах любого человека. Подумайте, дружище.
Сплетение интересов
2.06.1930 г. Германия. Мюнхен
Эксперт разогнулся от микроскопа и усмехнулся:
– Липа. Фальшивые ваши фунты, такие же, как в прошлых двух партиях.
– «Фабрика» та же? – поинтересовался Мюллер.
– Да, тот же дефект – знаки чуть расплываются. Где изъяли?
– В банке. Принес туда один… – туманно ответил инспектор. – Ладно, акт когда нарисуешь?
– Да покури минут двадцать, и будет акт. Комиссар это дело на тебя повесил?
– Угу.
– Сочувствую. В первый раз было две тысячи фунтов. Потом полторы. Сейчас десять тысяч! Это ведь огромная сумма, на всю жизнь хватить может. Если не шиковать, конечно. И все время предъявляют иностранцы?
– Угу, – повторил сыщик.
Эксперт если и преувеличивал, то не сильно. И он не знал главного: все предъявители поддельных фунтов получили их здесь, в Германии. И все настойчиво уклонялись от объяснений, за что. В первый раз это был чех, второй – француз. А сотрудничать с Веймарской Германией, даже спустя двенадцать лет после войны, полиции этих стран не стремились. Но в этот раз фальшивки принесли в банк русские. И Мюллер рассчитывал, что он сможет получить из России помощь.
«Этот Гумилев, он кое-что должен нам с комиссаром, – подумал Генрих. – Два года назад мы серьезно ему помогли, без нас русские серию налетов на банки не раскрыли бы. Да и вообще неплохой мужик вроде. Должен помочь».
19.06.1930 г. Российская империя. Санкт-Петербург
В тесную горницу набилось десяток человек. Полиция, понятые, все как обычно. Ежевский, приехавший последним, слушал частного пристава невнимательно, осматриваясь по сторонам и прикидывая, сколько времени займет осмотр дома.
– Убитый нам известен, – докладывал пристав. – Бандюга знатный, три ходки, последняя каторга. Года два как вышел. Присматривали мы за ним, но зацепить ни на чем не смогли. Хотя деньги у него водились, даже за границу ездил.
– Куда?
– В круиз, пароходом. Одесса – Турция – Греция. Потом Иерусалим, и назад.
– Грехи в Святой земле да на Афоне отмаливал? – ехидно поинтересовался судебный.
– Наверное, – пожал плечами собеседник. – Это ведь не возбраняется, а помолиться – оно и мазурику, поди, надо. Все ж человек, почему нет?
В это время осматривавший шкаф в углу комнаты городовой внезапно махнул рукой, привлекая внимание:
– Ваше благородие, тут странное что-то.
– Я посмотрю, – кивнул следователю Шатунов, подошел к шкафу, взял из рук городового пакет.
– Вот, – сбивчиво пояснял полицейский, – конверт ниткой весь обшит, а вместо адреса, гляньте: цифры, да литера через дробь. Чего это?
– Литера, литера, – весело пропел заинтересованный сыщик, перевернул конверт, прочитал написанное и тут же с несолидной совершенно поспешностью метнулся к следователю.
– Петр Николаевич, глянь.
Ежевский взял конверт, послушно взглянул, громко и грязно выругался, после чего вопросил:
– Откуда?!
Стоявшие рядом полицейские из местной части ошарашенно уставились на чиновника. Следователя тут знали, употреблять прилюдно подобные обороты было совершенно не в его обычае.
– Что нашли-то? – потянулся к конверту пристав.
– …! – снова завернул матом Ежевский, пряча пакет в папку. – Лучше бы не находили…
* * *
Секретно, срочно.
Его превосходительству
Заведующему канцелярией
Отдельного Корпуса Жандармов
генерал-майору А.П. Шершову.
Уведомляю, что при осмотре места убийства Иванова В.П., по адресу г. Санкт-Петербург, ул. Малая Щемиловская, 57, был обнаружен пакет, прошитый согласно правилам секретного делопроизводства и маркированный штампом канцелярии ОКЖ с исходящим нумером 00324/Л. Конверт без вскрытия сего изъят и приобщен к материалам дела по расследованию убийства. Прошу направить надлежащего сотрудника для участия во вскрытии пакета и принятия решения по существу.
Судебный следователь
по особо важным делам
П.Н. Ежевский
* * *
Ежевский, морщась, читал протоколы и прислушивался к разговору сидящих поодаль.
– Это что означает? – спросила практикантка.
– Два нуля – совершенно секретно, – разъяснил Шатунов, весьма довольный новым экспериментом начальства по привлечению женского пола в судебные органы. – А буквицей «Л» литеруется гриф «Вскрыть только лично». Только вот адресата на конверте нет. Такое бывает, когда корреспонденцию нарочным доставляют.
«А ведь так, глядишь, и в полицию барышень пускать начнут», – подумал он, с удовольствием перемигиваясь с только что окончившей университет высокой, стройной блондинкой двадцати одного года от роду. Блондинку звали Светлана Владимировна, откликалась она на Светочку, имела мужа подпоручика артиллерии и в расследованиях не понимала ничего. Но дамочкой была эмансипированной и веселой, хотя и настырной. Каким ветром ее занесло в полицию, ни сыщик, ни Ежевский не понимали.
Для следователя, в отличие от Шатунова, Светочка была отнюдь не предметом заигрывания, а наоборот, источником постоянного беспокойства. Нет, против молодых красавиц сорокапятилетний надворный советник ровным счетом ничего не имел. Он, собственно, и против новомодной выдумки начальства, вздумавшего брать на работу следователями дам, тоже не выступал. Единственное, что ему не нравилось, так это то, что одну из таких «кандидаток» определили на стажировку как раз к нему. Девушка, перечитавшая всего Ната Пинкертона и российских «королей сыскного романа», явно мечтала о погонях, выстрелах и совершенно ужасных преступлениях. Ничего подобного у Ежевского, год уже как состоявшего в должности следователя по особо важным делам, имеющего право производства следствия на всей территории империи, не водилось, отчего Светочка вторую неделю пребывала в унынии.
