– Террористы должны убедиться в отсутствии неожиданностей. Кто-то из них выйдет за прессой, – понял генерал. – Ну и что? Это может быть один из тех, кого мы не знаем.
– Значит, надо внести изменения, – закончил мысль жандарм. – Тогда старший группы вынужден будет выйти на место, провести рекогносцировку. Исполнителям это не поручат, ведь у них, как мы знаем, два варианта покушения. В красном подполье не принято посвящать всех в подробности, план целиком знает только Инженер и, возможно, Бекаури, если он не только техник. Останется ждать их в том месте, которое не входило в первоначальный маршрут.
– Мы не сможем изменить путь следования делегации. Даже большую часть.
– Мы и не будем. Но напечатать-то такой слух мы в состоянии?
– Думаете, они на это клюнут? – скептически поинтересовался начальник французской разведки.
– Они знают, что с Горевым что-то случилось. Для достоверности стоит упомянуть в газете о том, что полиция опасается покушения.
– Вы с ума сошли, – пожал плечами Де ля Рок. – За такое «упоминание» Барту разорвет меня на куски.
– Если доживет, – парировал Гумилев. – А заявление можно будет опровергнуть, это не проблема.
– Мой генерал, это неплохая мысль, – осторожно заметил Лепарк. – Мы накроем ложный маршрут филерами, а на газетные сплетни, если мы возьмем бандитов, плевать.
– Попробуйте, – подумав, неохотно кивнул генерал. – Завтра последний день перед прибытием шаха, не будем упускать и такую возможность.
28.12.1932 г. Франция. Марсель. Форт Saint-Nicolas
После выхода газет телефоны в кабинете звонили не переставая. На обозначенный журналистами «измененный» путь следования наблюдатели фиксировали нашествие любопытных. Нужный звонок раздался ближе к обеду, когда надеяться уже почти перестали. Услышав, как взявший трубку Лепарк рявкнул повеселевшим голосом «Сетку!», Гумилев отложил просматриваемый в который раз план города и подобрался.
Француз повернулся и, зло ощерившись, сообщил:
– Бекаури зацепили.
– Сетка?
– Делают!
Парижская Сюрте разработала технику «сетки». Полицейских размещали в стратегических точках города, на мостах, крупных магистралях, в обязательных местах проезда, чтобы на большом расстоянии проследить путь подозреваемого. Если объект наблюдения, передаваемый «стационарами», в течение длительного времени не появлялся там, где должен появиться, то становилось ясно, что он сделал остановку в периметре, рассчитать который становилось просто. Затем все полицейские стягивались в вычисленное место и проводили незаметный осмотр квартала, чтобы засечь встречу или место проживания.
Бекаури довели до дома на улице Шартрё. Выслушав сообщение, Лепарк колебался не больше двух секунд, потом отдал приказ:
– Берите.
Провокация, кажется, удалась.
* * *
На этот раз обошлось без стрельбы, но в квартире террорист оказался один. Войдя в комнату, Гумилев и Лепарк услышали зазвонивший телефон, застыли, переглядываясь, и посмотрели на арестованного. Тот криво ухмыльнулся.
– Инженер, – предположил Бартелеб, комиссар парижской Сюрте, командированный в Марсель по делу о покушении. – Черт!
Телефон звонил, техник улыбнулся уже широко. Николай Степанович вопросительно взглянул на французского разведчика, тот быстро кивнул, тогда жандарм снял трубку:
– Да, – произнес по-русски.
Трубку на другом конце бросили, Бекаури зло оскалил зубы. И тут же получил по ним ботинком Бартелеба, комиссар не собирался расшаркиваться перед бандитом. Гумилев поморщился, Лепарк кивнул снова.
* * *
В небольшом кафе на окраине Марселя Мельников не торопясь расплатился с хозяином, улыбнулся подавальщице и вышел на улицу. Бекаури он звонил только сам, отвечать тот должен был на французском, в конспирации нет мелочей. Следовательно, старого товарища можно было списывать со счетов. Где он допустил ошибку, выяснится потом, дом, в котором находилась радиоаппаратура для взрыва и адреса остальных боевиков, техник не знал, точки, где заложены мины, тоже, полиции он, даже если заговорит, в чем глава террористов сомневался, ничего толкового не расскажет. Он закурил и махнул рукой, подзывая такси.
* * *
Подпольщика привезли в форт Святого Николая спустя час, Лепарк немедленно убежал на допрос. Русского коллегу с собой не взял, пояснив:
– Возможно, нам придется повести себя невежливо.
Через три часа позволившего себе заснуть прямо в кресле Гумилева разбудил звук открывающейся двери.
– Он молчит, – констатировал вошедший в кабинет Лепарк.
Гумилев вопросительно посмотрел на француза, поднял руку и, не говоря ни слова, вяло пошевелил в воздухе пальцами.
– Все равно молчит, – уточнил, поняв жест, вошедший следом комиссар Сюрте. – Фанатик.
– У нас водятся, – согласился Николай Степанович.
– И как вы с ними работаете?
– По-разному, – вздохнул полковник. – Среди красных действительно встречались убежденные революционеры, выбить из которых показания было невозможно. Такие выносили месяцы жесточайших допросов и уходили на виселицу, не проронив ни слова о товарищах по подполью. Иногда их удавалось обмануть или переубедить, но времени на подобные трюки явно не имелось.
– Времени уже не остается, – озвучил невысказанную мысль Лепарк, упав в соседнее кресло. – Шах прибывает завтра. Барту и Инверфорс уже здесь.
– А вот если, – вступил в разговор Бартелеб, – воспользоваться плодами прогресса?
– Чем? – не понял разведчик.
– Вы слышали о допросе под наркозом?
– Нет. Что это?
– Что-то вроде наркотиков, инъекция скополамина. Метод, позволяющий, вопреки желанию человека, извлечь из него информацию. Врачи, применяя обезболивающее при родах, заметили, что женщины под наркозом рассказывают о себе и своих близких такое, чего никогда бы не сказали в обычном состоянии. Год назад один американский доктор опубликовал в английском «Журнале полицейской науки» статью под названием «Использование скополамина в криминологии». Вариант беспроигрышен, объект просто не вспомнит, что говорил.
– Что такое скополамин? – быстро спросил Гумилев.
– Скополамин. Наркотик без цвета, вкуса и запаха. Вызывает либо глубокий сон, либо бодрствование с отключением сознания, тут важна доза. Если с дозой угадали – в искусственно бессознательном состоянии человек отвечает на вопросы как малый ребенок, не пытаясь обмануть или схитрить.
– Я что-то такое слышал, – неуверенно произнес Андре. – Вроде суд не учитывает показания, полученные таким образом?
– Да, считается, что показания получены «в измененном состоянии сознания», а коль так, могут быть следствием психологического давления. Но нам ведь не надо в суд и мы не собираемся выдавливать из парня признание! Нам надо получить конкретные сведения, пусть хоть зацепку.
