— В случае чего охрана не поможет. Шарахнут из винтовки, и все. В будущем так часто проблемы решали. Почему сейчас не могут? — Я пожал плечами. — Все бывает впервые.
— А вот об этом поподробнее. — Лицо Лаврентия Павловича стало жестким, голос изменился, стал суше и проявился небольшой кавказский акцент. — Как решались проблемы?
И я стал рассказывать. Рассказал, как в какой-то книге, кажется у Бушкова, наткнулся на интересное рассуждение по поводу покушений. Там утверждалось, что, несмотря на давнее изобретение длинноствольного оружия, покушения делались по старинке: яд, кинжал, в крайнем случае — пистолет. Исключением было убийство принца Конде, застреленного из аркебузы. Не изменила этого положения даже война. И только в 60-х годах вспомнили о винтовках и убили Кеннеди. А в 90-х, в «новой России», снайперская винтовка стала очень частым аргументом в борьбе за деньги и власть. Вот я и подумал: не может ли прийти в голову немцам такой вариант?
Выслушав меня, Берия задумался. А посмотрев на Мартынова, я увидел легкую растерянность. Чего они так реагируют-то? Ничего необычного я им не рассказал, не считая будущих событий, которые, я надеюсь, теперь не произойдут.
— Да-а-а, — протянул Лаврентий Павлович, прервав долгое молчание. — Интересный человек, этот ваш Бушков. Было бы интересно пообщаться… Хорошо. Мы обдумаем и такой вариант развития событий, а пока идите, изучайте план ваших действий на ближайший как минимум месяц. И еще. От основной вашей работы в качестве аналитика вас никто не освобождает, товарищ старший лейтенант. Идите, товарищи, работайте.
Интерлюдия.25. 03.1942 г., дача И.В. Сталина
— …таким образом мы надеемся выявить возможную немецкую агентуру в Москве. Особенно ту, которая, возможно, есть в аппарате моего наркомата и некоторых других. В частности, в ГЛАВПУРе, там был зафиксирован интерес, проявляемый к Стасову.
— Хорошо. Я поддерживаю эту идею. Это все?
— Нет, товарищ Сталин. — Было видно, что Лаврентию Павловичу очень не хочется говорить, но он пересилил себя. — При разговоре со Стасовым всплыла интересная информация, которая имеет прямое отношение к вашей безопасности и безопасности остальных руководителей СССР. — И Берия рассказал о разговоре со Стасовым, о проведенных консультациях, о сделанных выводах и своих предложениях по изменениям в работе своего ведомства. Дослушав Берия, Сталин встал, раскурил трубку и задумчиво стал прохаживаться по кабинету, время от времени окутываясь облаками дыма. Наконец он остановился и повернулся:
— Значит, Лаврэнтий, ты предлагаешь создать специальные снайперские группы для ликвидации высокопоставленных врагов Советского государства? И на эту мысль тебя натолкнул Стасов. Я правильно все понял, Лаврэнтий? — Иосиф Виссарионович, прищурившись, смотрел сквозь клубы ароматного дыма на наркома НКВД. — Еще ты предлагаешь изменить схему охраны первых лиц нашей страны. Так?
— Да, товарищ Сталин. Именно так. После разговора со Стасовым я, подключив специалистов, проработал этот вопрос, в том числе и с Власиком. Выяснилось, что ныне существующая система безопасности не обеспечивает защиты от действий снайперов.
— Интэрэсно, интэрэсно. — Сталин отложил трубку и холодным тоном продолжил: — Почему ви и другие товарищи не подумали о такой возможности, а дожидались «помощи со стороны»?
Берия остро почувствовал, что от того, что и как он скажет, будет зависеть очень много, возможно, что сама его жизнь:
— Товарищ Сталин! Я признаю допущенные мной ошибки. Сработала сила стереотипов, так же обстоят дела и у наших противников, и у союзников. Но теперь у нас есть преимущество.
— Хорошо, Лаврэнтий, я верю тебе. Подготовь список особо важных «друзей» Советского Союза и учти — Гитлера убирать НЕЛЬЗЯ! Иди, Лаврэнтий, работай.
После ухода Берия Сталин подошел к окну и задумчиво проговорил, очень тихо, почти шепотом: «Не выпускаем ли мы джинна из бутылки?..»
Глава 30
Придя к Мартынову, получил кучу бумаг и принялся их изучать. Да. Предстоят веселые дни. Судя по списку мест, в которые мне предстоит ездить и ходить, Москву я узнаю получше. Ладно, все веселее, чем только бумажки перебирать. Сам постоянно стонал, что хочу реальным делом заниматься. Теперь займусь, в «штирлица» поиграю. Жаль, что эти бумаги нельзя домой брать — секретность, мать ее! А как бы хорошо было: лежишь рядом с Олеськой, учишь «легенду», благодать! Ан нет! Придется на месте все учить. Бляха муха, докатились! В столице сотрудник госбезопасности играет роль живца! Было бы смешно, если бы не было так грустно. Интересно, а кто у немцев занимается моей персоной? Абвер или ведомство Гиммлера?
— Александр Николаевич, разрешите вопрос? — Мартынов покосился на меня, как на «врага народа», и оторвался от своих бумаг:
— Ну? — У меня сложилось полное впечатление, будто он ожидает какой-то пакости с моей стороны. К чему бы это?
— Александр Николаевич, а кто именно мной интересуется — известно? Вернее, какое ведомство? Одно дело, если это люди адмирала Канариса, и совсем другое, если Гиммлера. Они же по-разному работают, или я не прав?
— Прав, прав, — Мартынов довольно заулыбался. — Надо же, ты думать начал не только о бумагах. Неужели Иванов тебе голову поправил? Нужно к нему и других отправлять! — Он рассмеялся, а потом продолжил: — Точной информации у нас нет, но, по деталям и косвенным данным, занимается ведомство рейхсфюрера. Для нас это бо-ольшой плюс! В отличие от людей Канариса, эти действуют более грубо и нагло, их проще выявлять. Но это не касается законспирированных агентов. Те работают не хуже абверовских, а иногда и лучше. Вот такие пироги, Андрей. Все понял?
— Да, Александр Николаевич, понял. — Я вздохнул. — Будем ждать в Москву эсэсовца с парашютом и «шмайссером» наперевес.
— Чего? Какого эсэсовца, какой, на хрен, парашют и автомат? — Мартынов ошалело уставился на меня. — Ты как себя чувствуешь, Андрей?
— Товарищ майор, я просто анекдот вспомнил про разведчика. Правда, нашего, но все-таки…
— А что за анекдот? Ну-ка, давай рассказывай! — Мартынов неподдельно заинтересовался. — Давай, давай! Не жмись!
Ну я и дал. Серию про Штирлица. Как же ржал Мартынов! Я и представить не мог, что довольно плоские анекдоты могут вызвать такую реакцию! А потом пришлось объяснять — кто такой Штирлиц и почему про него анекдоты складывали. Дослушав пересказ «Семнадцати мгновений весны», Мартынов грустно улыбнулся и сказал:
— Насколько нам было бы проще, если бы этот Штирлиц существовал в реальности… Ладно, Андрей, иди уж к себе, работай.
И я пошел. Что интересно, через пару дней, находясь в столовой, я услышал громкое ржанье кушавших сотрудников, в котором уловил знакомую фамилию — Штирлиц! М-да. Теперь легенда о Максиме Максимовиче появилась задолго до написания книги. И будет ли она теперь?
Как-то незаметно закончились март и апрель. Наступил Первомай, и, наконец, начали проявляться «заклятые друзья». Во всяком случае, именно так я подумал, а руководство согласилось со мной. Дело в том, что время от времени я стал замечать пару человек, причем по-разному выглядевших. То в военной форме, то в гражданской одежде. Естественно, что за время операции мне примелькались лица ребят, страхующих меня, именно поэтому я и обратил внимание на периодически появляющиеся новые лица. Одно из них казалось мне смутно знакомым, но где я мог его видеть, хоть убей, не помню! За это даже огребся от Лаврентия Павловича. А еще и в отделе остались только я с Олесей да Юрик Орлов. Зильбермана отправили в командировку в Сибирь. Интересная информация промелькнула в одной из бумаг. Якобы объявился в Томске странный человек, постоянно бормочущий о будущем и употребляющий разные непонятные словечки. Его оформили в психбольницу. А один из сотрудников, подстраховавшись, направил сообщение о нем в Москву. Когда я прочитал одно из слов, употребляемых «психом», меня аж подкинуло — СПАМ! Неужели кто-то все же проявил себя и спрятался в «дурке»? С психа-то какой спрос? Протарабанив все это Мартынову, я надеялся, что отправят меня. Фиг вам, товарищ Стасов! Поехал Яша. Вчера разговаривал с ним, говорит, 14-го числа уже будет в Москве. Обещал, что изрядно посмеюсь над «загадочным сибирским психом». Но в чем именно дело, так и не сказал, паразит. Мартынов тоже молчит, хоть и улыбается, при вопросах о Сибири. Сговорились, нехорошие редиски.
