Неделю спустя он уже встречал в Нью-Йорке прибывшего германским почтовым дирижаблем бывшего соотечественника, нагруженного образцами сталей, выпускаемых на принадлежащем ему маленьком заводике. Еще по прошествии трех дней пан Гонцверлеген, став богаче на сто двадцать тысяч долларов, вернулся в Европу, чтобы наладить поставку в САСШ специальных легирующих добавок, делающих сталь его сейфов неподвластной ацетиленовому пламени.
ОГПУ узнало об этом через неделю.
СССР. Москва. Кремль
Ноябрь 1930 года
Идея, высказанная наркомфином, запала Генеральному в душу.
В тот же вечер он не пожалел времени и бегло просмотрел «Гиперболоид инженера Гарина». Его интересовал не сюжет и не мастерство писателя, а только то место, в котором автор живописал ситуацию на Западе, после того как в мир хлынуло дешевое золото.
Несколько раз перечитав нужные страницы, он заложил пальцем книгу и задумался.
Придуманный писателем ход поражал правдоподобием. Так вполне могло быть, и значит, так должно стать!
Если Архимеду недоставало точки опоры, чтоб перевернуть мир, то Сталину недоставало для этого рычага. И теперь писатель дал ему этот рычаг. Точнее, идею рычага. Чтобы воспользоваться им, его еще следовало построить.
Конечно, это не отменяло работы по превращению Германии в союзницу, но это было новой, еще одной возможностью, не связанной с этим. Генеральный негромко засмеялся. Новый шанс – не лишний…
Утро началось для него со встречи с Цандером. Советский ученый занимался ракетостроением и самое живейшее участие принимал в строительстве «Знамени Революции». И сейчас только он мог дать ответы на вопросы, появившиеся у Сталина.
Поздоровавшись с ученым, Генеральный сразу спросил:
– А что, товарищ Цандер, когда мы сможем организовать экспедицию на Луну?
Вопрос был задан таким тоном, что Цандеру захотелось расправить плечи, бодро ответить «Хоть сейчас!». Но благоразумие победило, и он сдержался.
– Не готов ответить за ваш вопрос, товарищ Сталин. Есть технические сложности…
– Я помню наш прошлый разговор, – сказал Сталин. – Тогда мы тоже говорили о сложностях, но вы сумели их преодолеть.
– Любые трудности преодолимы, но…
– Но?
– Это вопрос времени. Поэтому я и не могу ответить на ваш вопрос. Мы сможем добраться до Луны, когда решим технические сложности.
Иосиф Виссарионович неопределенно качнул головой.
– В чем они состоят?
Цандеру показалось, что Сталин вызвал его для того, чтобы он сказал, что его помощники что-то не поняли, напутали, а на самом деле все просто, и достаточно будет принять какое-то постановление, и все кончится… Самое сложное – объяснять политику очевидные для ученого истины. Он посмотрел на хрустальный графин, рассчитывая, что там, словно в магическом шаре, отыщутся нужные слова, чтобы объяснить невозможность исполнения этого желания.
– Товарищ Сталин! – произнес он после короткого раздумья. – Существуют законы природы. С ними бессмысленно бороться.
Сталин нахмурился, но не перебил его, и Фридрих Артурович торопливо продолжил:
– Земля притягивает любое тело, находящееся около себя – вас, меня, ракету… Оторваться от неё можно, только развив определенную скорость. Для того, чтобы выйти на орбиту Земли, достаточно иметь скорость чуть больше 7 километров в секунду. Этой скорости мы сегодня можем достичь и достигаем. Но для того чтобы оторваться от Земли и достичь Луны, скорость должна стать еще больше – примерно 12 километров в секунду.
– Наши советские ракеты могут сделать это?
– Двигатель, что сейчас профессор Вохербрум испытывает в Свердловске, может развить нужную мощность, но..
– Но?
– Вот тут и начинаются технические трудности, о которых я упомянул. Высокая температура плавит ракетные дюзы. Двигатели взрываются на испытательном стенде…
В лице хозяина кабинета что-то изменилось. Это не было огорчением взрослого человека, скорее какой-то детской обидой и разочарованием. Гость ощутил, что товарищ Сталин старается скрыть досаду.
– Но это преодолимо?
Цандер выпрямился в кресле так, что оно жалобно скрипнуло.
– Я уверен, мы найдем правильное решение, только у меня нет уверенности в том, что это свершится завтра или послезавтра.
Сталин помолчал и уже другим тоном сказал:
– Вот видите, как тесно переплелись наука и политика! Технические трудности превращаются в политические! Получается, что от решения технических трудностей в какой-то степени зависит политика нашей страны… Вы понимаете это, товарищ Цандер? Понимаете всю меру ответственности?
Фридрих Артурович хотел было сказать, что ему куда как больше, чем товарищу Сталину, хотелось бы, чтобы люди могли преодолеть притяжение Земли и вырваться к Луне, но он вовремя остановился. Не то это было место, и собеседник не тот. Вместо этого он со всей силой своей убежденности сказал:
– Товарищ Сталин! Проблема обязательно будет решена. Обязательно!
– Что может ускорить решение? – после небольшой паузы спросил Сталин.
– Путь тут только один – нужно подключить новые научные силы…
Бросив взгляд на карту Европы, Сталин спросил:
– А за рубежом кто-то работает в этом направлении?
Ученый пожал плечами.
– Наверняка работают, только я не специалист, товарищ Сталин. Вам товарищи из Академии наук точнее скажут.
СССР. Москва
Ноябрь 1930 года
– Давай!
Негромко хлопнуло, и носик горелки украсился лепестком ацетиленового пламени. Толстые шланги от медной трубки уходили к баллонам, дающим пламени силы резать, плавить, испарять. Силу этого лепестка товарищ Цандер знал, так что особенно ни на что не надеялся. Не случалось ему еще видеть металл, способный ему противостоять. И хотя ОГПУ организация, слов на ветер не бросающая, даже уверениям товарища из органов как-то не очень верилось.
А Семен, лабораторный газорезчик, и подавно уверенности в себе не терял. Когда он работал, не было для него ни чинов, ни званий – пролетарий! Он подмигнул им, прежде чем опустить на глаза темные очки на пол-лица, сразу став похожим на мотогонщика перед ответственным стартом. То же решительное выражение на лице, выпяченная вперед челюсть. Весь облик его говорил, что он готов бороться с металлом и победить его. Что-то он там подкрутил, и послушное человеку пламя вытянулось, став лезвием скальпеля, поголубело…
Огонь кольнул брусок, проверил на прочность, словно примеривался, с какой стороны за него приняться… Кольнул еще раз, вцепился.
Это продолжалось минуты две. Огонь упирался в брусок, заставлял его тускло светиться, но не более того.
