— Разбудить хочешь?
Избор покачал головой, посмотрел на дурака и на Доброго Шкелета.
— Бросить бы их тут… — подумал он, но губы неожиданно сказали другое.
— Ладно. Тогда так. Мы с Исином вперед пойдем. На счет дороги, да на счет коней проведаем. Ну а дурак проснется — давайте следом за нами. Там, где мы с дороги сойдем я зарубку оставлю. Не заблудитесь… Чую я есть тут где-то живые люди.
Он пошел намеренно не обращая внимания на Исина. В кустах остановился пропуская хазарина мимо себя.
— Иди. Я догоню.
Он уселся на землю и стал снимать сапоги. Сырая кожа мялась в пальцах как тесто. Он понюхал пальцы. Сапоги нужно было менять.
— Куплю красные, козловые..-подумал он вспомнив о разбойничьем золоте. — Гавриле чего-нибудь тоже дам.
Он посмотрел на него. Сквозь ветки было видно, что Гаврила достал откуда-то перо. Покрутился на одной ноге что-то неразборчиво приговаривая и отпустил его. Перо плавно взмыло вверх. На глазах ничего не понимающего Избора оно сделало круг над поляной и понеслось навстречу облакам.
— Что и этот туда же? — подумал Избор, смотря то на перо, то на на Гаврилу, провожавшего его взглядом. Что-то творилось вокруг него, что-то интересное, только вот жаль, что всегда что-то мешало разобраться в этом. То остроголовые, то разбойники, то этот проклятый Ханукка….
….Зверь ревел совсем близко. Голос был густой, рыкающий и Владимир понял, что тот не менее уверен в своих силах, чем он сам. Князь поймал себя на мысли, что продумал о медведе так же как о человеке и пообещал себе спросить у Белояна думает ли зверь или просто поступает, как велят Боги.
Но сейчас это было не важно. Зверь ревел, вызывая человека на поединок. Князь соскочил с коня, быстро обежал взглядом полянку. Гридни отстали. Было слышно, как они перекликаются где-то далеко, скрытые деревьями. Владимир усмехнулся. Схлестнуться один на один с медведем было не впервой.
— Что ж, вся слава одному.
Он почувствовал себя так, словно стоял перед стеной, за которой были враги и, на которую ему предстояло забраться. Княжий конь настороженно прядая ушами отошел в дальний конец поляны — если у князя с медведем были какие-то дела, то принимать участие в них он точно не хотел.
Владимир перехватил копье, коснулся ножа, что носил по старине за голенищем. Он был готов.
Это было восхитительное чувство осознания своей силы и своего права. Он был силен, был в своем лесу, и мог делать все, что хотел. Он был Киевским князем, и этим было сказано все.
Его переполняло веселое возбуждение боя.
Зверь угрожающе рычал, но на поляну не спешил. Ветки куста, в котором он прятался, тряслись так, словно он там распалял себя злобой.
Кровь обжигающей волной холодного кваса прокатилась под кожей. Нетерпение, желание поскорее ощутить дрожь уходящей из звериного тела жизни подстегнуло князя.
— А-а-а-а — закричал он, вызывая зверя на поединок. Зверь в ответ зарычал. Владимир на удачу ткнул в куст копье. Рев стал оглушающим. Зверь озлобился до последней степени. Князь не почувствовал, что задел кого-то. Рука не ощутила через копье ни сопротивления зивой звериной плоти под железным наконечником, ни твердости дерева… Он попытался выдернуть его, что бы повторить удар, но какая-то сила держала его там. Владимир отпустил копье и потянулся к ножу… И тут в кустах захохотало.
— Вот леший! — выругался князь, чувствуя себя клинком, который вытащили из горна и сунули в ледяную воду. Напряжение несостоявшейся схватки выкатилось из него раскатистым смехом.
— Выходи, медвежья морда. Всю охоту испортил. Нашел время веселиться.
Кусты затряслись, раздвинулись, и на поляну вышел верховный волхв Белоян. Владимир посмотрел на него, но ничего не сказал.
— А как хорошо все началось.. — сказал тогда Белояян. И зарычал. Рык перешел в смех.
— Тьфу — сказал князь. — Всю охоту испортил. И так башка от работы трещит, и ты еще…
— Ты не об охоте думай, а о беде — став серьезным сказал Белоян.
Владимир нахмурился.
— Не пугай попусту… Что случилось? Беда какая?
— Пока не беда. Пока только несчастье.
Князь понял о чем будет разговор и решительно поднялся.
— Ты опять за старое?
— Опять. Ты не послушал меня, и теперь наша сила покидает нас. Амулет, что везла Черниговская княжна…
— Сила? — Переспросил Владимир — Сила она вся тут.
Он хлопнул себя по груди.
— И тут! — ударил по голове. — Боги, конечно, что хотят то и делают, но ведь моими руками!
Белоян кивнул головой.
— Я знаю ты многое можешь. Многое, но не все.
Его взгляд был направлен поверх головы князя, туда, где в просвете между деревьями висело солнце.
— Моя забота не о тебе… Ты взматерел, в силу вошел. Моя забота не о сегодняшнем дне. На это у нас, слава Богам ты есть. О будущем думаю. Ну-ка глянь на солнце…
Владимир попробовал смотреть на яркий круг так же прямо как и волхв, но уже через мгновение закрыл заслезившиеся глаза. Обида царапнула душу. Ему показалось, что волхв видит в его лучах что-то такое, чего он сам видеть не мог.
— Князья что? Они на Руси будут…
Он отвернулся от солнца и посмотрел на князя.
— Может быль лучше, а скорее всего хуже, только вот земля-то у них у всех одна будет. Что Богами нам в бережение отдано уменьшаться не может.
Вытирая глаза, Владимир ответил.
— Не ко времени этот разговор, Белоян. Мало покажется — так у меня меч длинный. Привоюю, сколько потребно будет.
Белоян недовольно рыкнул.
— С тобой, князь, как с горшком разговаривать — что ни говори, в ответ одно и тоже-«бу-бу-бу» и все… Да пойми ты, княже… Не о тебе речь. Тебе-то, может и в самом деле амулет не нужен, а детям твоим? А детям их детей? У кого из них будет твоя сила?
— Сила князя не в амулетах, а в этом.
Он поднял с земли копье
— Сила князя еще и в хороших советниках, и в умении князя к их советам прислушаться…
Вдалеке запел рог. Звук пролетел меж деревьями. Владимир вскочил на коня и уже с края поляны крикнул.
— Амулеты — это твое. Ты уж с ними сам разбирайся…
….Предоставленный сам себе хазарин пришел в себя.
— Ничего. Я больше терял. — сказал Избор — Жизнь такая. Тут за углом либо еще чего найдешь, либо вдвое потеряешь.
Избор не был пророком, но будущее иногда ему удавалось угадывать. Они уже шли лесной тропой, когда рядом послышались голоса.
Осторожно раздвинув ветки он увидел трех оборванцев, стоявших задрав головы в небо.
