— Там где есть Божье слово, — в ответ на его взгляд назидательно сказал волхв, — меч не нужен.
После этих слов Исин задвинул свой меч назад в ножны. Хазарин вышел из сугроба, несколько раз подпрыгнул на месте, то ли греясь, то ли стряхивая кровь. Он находился в замешательстве — кто же все-таки убил зверя?
— Где оно?
— У тебя под ногами, — ответил Избор. Он перевел взгляд на Сераслана.
— Это, пожалуй, самое доходчивое Божье слово, — сказал, наконец, он, — из тех, что мне доводилось слышать. Да и действует оно не хуже отеческого проклятья…
Сераслан поднял с земли то, что осталось от зверя — лапу и кусок усеянной зубами верхней челюсти. Задрав голову к верхушке сосны он крикнул.
— Эй, Кочетыга! Все видел?
— Все! — неожиданно бодро откликнулся боярин. — Все видел. А ты, оказывается, с бесами знаешься, волхв. Экую хреновину выдумал!
— Дурак ты, боярин. Я не с бесами знаюсь, а с умными людьми, да с богатырями, — отозвался Сераслан. — Да и не причем я тут. Кабы не этот богатырь, что чудовище изничтожил сидеть бы тебе на сосне еще два дня… Не забыл, как в прошлый раз все обернулось?
Сверху ойкнуло, и Исин, еще не до конца осознавший случившееся, недоуменно дернул головой.
— Я? — спросил он.
— А кто же еще? — Спросил Сераслан. — Кроме тебя ведь никто с ним и не дрался. Это все подтвердят.
— Точно, — засмеялся Гаврила. — Я хотел, было помочь, так ты и сам справился… Вон ты, оказывается какой. Тихий, тихий, а разойдешься, так и угомону на тебя нет.
— А ты что думал? — сказал Избор. — Ежели наш Исин за что берется, то обязательно либо до конца, либо до могилы доведет.
Он посмотрел на сосну, где сидел боярин и, засмеявшись, крикнул, обращаясь к нему.
— Ты, боярин, запомни спасителя. Это Исин, сотник Пинского князя Брячеслава. Ему, говорят княжна полагается и еще чего-то там от княжеских щедрот, так он на обратной дороге заедет за своим…
— Между прочим, на счет княжны — это серьезно… — сказал Сераслан.
Гаврила, став серьезным, махнул рукой.
— Нам сейчас не до этого. Давай поможем тебе боярина снять, не оставлять же его здесь и дальше двинемся, а вы уж тут как-нибудь без Исина обойдитесь.
Вчетвером, помогая друг другу они стащили Кочетыгу вниз. Усевшись у корней дерева и вновь обживая землю, он охал так горестно, что даже у хладнокровного Избора по спине пробегали мурашки, однако Сераслан, знавший боярина несравненно лучше других, затормошил его понуждая подняться и дойти до телеги. Боярин слабо сопротивлялся, стонал, а потом сказал вдруг совершенно здоровым голосом:
— Исин? Сотник? Пинского князя?
Глава 14
Все шло не так.
Тьерн злился, и то, что он никого не мог обвинить в своих несчастьях, только добавляло яду в его злобу. Кто мог знать, что четыре сотни песиголовцев с двумя драконами не смогут сходу сломить сопротивление княжеской дружины и взять Пинск? Кому могло прийти в голову, что в этом захолустье окажется Черная свеча? Кто смог бы предвидеть, что талисман не даст ему возможности увидеть ни его, ни тех, кто его несет?
Полуоглохший и полуослепший после огня Черной Свечи он целый день просидел около Шара, извел треть припасенных для него снадобий, но талисмана не обнаружил. Беглецы пропали, словно монеты брошенные в воду. Шар, что после заклятий должен был показать княжеского воеводу Избора — Тьерн был твердо уверен, что уж этот-то наверняка окажется среди тех, кто понесет талисман — но Шар не показал ничего. В нем плавали расплывающиеся зеленые полосы, так, словно Тьерн лежал, уткнувшись лицом в траву, а однажды там показался выпуклый рыбий глаз. Сельдеринг точно знал, что талисман покинул город. Реликвия проявила себя лишь однажды. На несколько мгновений он сумел увидеть его в лесу и каких-то людей рядом — старика и еще кого-то, но все кончилось. Это было коротко как касание, как удар капли дождя о землю. Он готов был грызть землю от злости и отчаяния и не делал этого только потому, что знал, что это не принесет пользы.
Рядом послышался хруст травы, пискнула птица, и перед глазами вырос большой песиголовский вождь с чудным именем Белый Ежик.
— Куда смотришь? — без церемоний спросил он. Зверочеловек говорил почти правильно, даже не прищелкивая, как большая часть его сородичей, зубами.
— На город, — ответил Тьерн.
— И что видишь?
— Нашу победу и их смерть… — ответил маг. — Сегодня ночью ты должен ворваться туда. Мы слишком медлим.
— Ты применишь колдовство? — в голосе вождя прозвучала осторожная надежда, но Тьерн предпочел не услышать ее.
— Только если твои воины потеряют храбрость.
— Они скорее потеряют жизнь, чем храбрость, — немного разочаровано проворчал песиголовец.
— Они храбры, — подтвердил Сельдеринг, довольный в душе, что ему не придется разъяснять этому зверю все сложности взаимоотношений между ним и Белояном.
— Ударить нужно двумя отрядами, — сказал он. — Один удар по воротам, другой со стороны реки.
— Лучники… — напомнил песиголовец. — Если бы ты лишил их стрел или глаз…
— С той стороны стену охраняют поселяне, умеющие только ковыряться в земле. Ты сам сможешь лишить их и глаз и жизни.
Тьерн улыбнулся, а Белый Ежик оскалился.
— Ты разметешь их, словно ветер сухие листья, а в городе тебя ждет слава и золото…
Вождь зверомордых стоял кряжистый и сильный, покачивая мечем. Его оружие был самым длинным и самым тяжелым из всех мечей, которые Тьерну приходилось видеть, но ни маг, ни даже сам песиголовец не были уверенны, что сегодня все выйдет именно так, как сказал Тьерн. Конечно, будет штурм, будет смерть, но закончится ли все сегодняшним днем, сказать не мог никто.
Маг морщил лоб, размышляя, что еще можно сделать, что бы увеличить свои шансы на победу. Враги заставляли его разделить силы. В городе оставалась Ирина и княжич, но талисмана там уже не и новой заботой были поиски тех, кто уносил реликвию прочь от Пинска.
Ведь были же они где-то!
Именно сейчас, когда он думал о тех, кто нес талисман те где-то шли и, наверное, даже радовались, что так ловко обвели его вокруг пальца. От этой мысли кулаки его сжались сами собой, и он глубоко вздохнул успокаиваясь. Гнев в любом деле был плохим советчиком, а уж в этом-то тем более. Со вчерашней ночи он чувствовал себя человеком, попавшим в туман. Все вокруг казалось неясным и призрачным, и что оказалось самым скверным жизнь складывалась так, что ему нужно было быть сразу в двух местах одновременно. Он нужен был тут, где Белый Ежик стучался лбами своих соплеменников в городские ворота и еще где-то, где неведомые ему люди несли куда-то «Паучью лапку».
Он готов был послать бы погоню, но куда? К тому же тут почти не было дорог, да и то, что местные жители называли дорогой, в его понимании ей не было. Чаще всего это оказывалось продавленной сквозь густой лес тропой, зачастую даже протоптанной не человеком, а зверем. После дождей они раскисали и от этого путникам приходилось либо ждать, когда они подсохнут, что бы при каждом шаге на ногах пуды жирной грязи, либо идти через лес, торя новую тропу. Таких тропинок в лесах было не мало, но и они жили только до первого дождя.
