— А твой-то где? Неужто убил?
Исин поперхнулся вопросом и вздохнул, кивнув в сторону. Избор посмотрел туда и увидел странную копошащуюся кучу.
— Я бы, может, и убил бы, да вот Гаврила не дал…
Не дослушав хазарина, Избор подошел поближе, а в спину ему бубнил голос.
— Я, может, всю жизнь мечтал песиголовца убить. Детям бы потом рассказывал, внукам… А вот Гаврила не дал…
С пяти шагов Избор, наконец, разобрал, что на земле лежит Гаврила. На нем не было сухого места. Кровь покрывала его с головы до ног. Она была везде — на голове, на ногах, на груди. Даже трава вокруг, пропитавшись кровью, стала багровой. Руки Гаврилы были в крови по локоть. Наверное, они были в крови и дальше, но Избор этого не видел — из спин поверженных врагов руки Масленникова торчали только до локтей.
Ослабевший после действия заклятья Гаврила пытался подняться и стряхнуть с себя мертвецов, но у него ничего не выходило. Он тряхнул руками раз, другой, словно хотел отряхнуть руки от крови, но песиголовцы держались крепко, как недозрелые груши за ветку.
— Помоги! — сказал он, увидев в щель между волосатыми спинами Избора. — Снимите их. На фига мне эти варежки?…
Избор уже не чувствуя опасности, обошел вокруг беспомощного друга.
— Злой ты Гаврила, безжалостный… Они к тебе по-доброму, а ты с ними вон как….
Он вспомнил Гавриловы же слова об Исине и истребленном им чудовище.
— Противоестественно…
Исин и Избор переглянувшись довольно заржали, чувствуя как спадает напряжение, но тут Гаврила затрясся и заорал:
— А-а-а-а! Мешок! Он унес мешок!
Избор повернулся так, что в шее захрустело, и увидел, как исчезает в кустах волосатая спина. Песиголовец не рискнул бежать сквозь боярышник. Он метнулся по тропе, и, слившись шерстью с кустами, пропал из виду.
— Уйдет! — завизжал Гаврила. Он забился на земле, пытаясь освободить руки. Исин, так и не успевший заменить улыбку на губах на что-то другое, бросился ему помогать.
В одно мгновение в голове Избора пронесся целый комок мыслей. Он успел продумать их одновременно, что дорога за кустами делает петлю, что Исин не успеет помочь Гавриле, и что даже если случится чудо и хазарин все-таки успеет, Гаврила не сможет пустить в ход свой страшный кулак — попади он случайно по талисману что станет с «Паучьей лапкой», что станет с Русью?
Еще не сообразив, что нужно делать он прыгнул к луку, что обронил кто-то из врагов. Тот словно ждал его. Он сам прыгнул в ладонь и тем же волшебством на тетиве оказалась стрела., потом вторя, третья… Избор уже не видел песиголовца и потому пустил стрелы веером, в надежде, что хоть одна, да заденет врага. Краем глаза он заметил как Исин. Сорвался с места и сверкая мечом побежал за врагом. Но даже это не остановило Избора. Он стрелял, пока не кончились стрелы, и только потом бросился следом за хазарином. За спиной мокро хрустела трава, медведем ревел Гаврила, так и не поднявшийся на ноги. Загородив лицо руками, Избор бросился в кусты. Боль полоснула по рукам, и колючие ветки упруго отбросили его назад. Сразу стало ясно, почему песиголовец с его шкурой и кольчугой все же не решился бежать напролом.
За кустами заорал Исин. Его вопль словно отрубил веревку, что стягивала внутренности — в голосе хазарина звучало торжество победителя. Избор отпрыгнул от кустов и опустил руки.
— Талисман? — крикнул он, перекидывая голос через колючую преграду.
— Здесь! — откликнулся, смеясь, хазарин. — Здесь!
Услышав Исина, Избор не спеша, подошел к Гавриле и ударом ноги отбросил одного из мертвых врагов с его руки. Масленников все еще лежал, но уже не ругался, а просто рычал.
— Обошлось… — сказал ему Избор. — Чего рычишь-то? Вставай, и пойдем глянем. Кого я там подстрелил…
Не обращая внимания на кровь, текшую с одежды, он помог ему подняться.
Не спеша, они прошли тропинкой, и вышли к Исину. С мечом в руке он стоял перед мертвым песиголовцем, словно отдавал честь погибшему врагу. Торжественности, однако, в его позе не было никакой — стоя над трупом он широко улыбался. В другой руке он держал шкатулку. Едва увидев сотника, Избор спросил:
— Открыть успел?
Сотник посмотрел на шкатулку в своей руке и пожал плечами.
— Не знаю… Главное он тут.
Хазарин потряс шкатулкой и Избор услышал, как талисман гремит там, задевая о стенки.
— Ладно… А с этим что?
— А что может быть с покойником? Лежит себе…
Кровь на волосатом теле была почти незаметна. Избор обошел вокруг.
— Пошли отсюда, — сказал Гаврила. Он морщился и гадливо шевелил окровавленными пальцами. — Помыться бы…
— Слезами умойся, — сказал Избор. — Это не тот. Тот был другим.
Гаврилу так поглотили свои неприятности, что он только огрызнулся.
— А чем тебе этот не нравится? Волос на нем меньше, что ли?
— Это не тот, — повторил Избор. Он наклонился и повернул мертвеца на спину, всматриваясь в лицо.
— И морда у него не та.
— Морда она и есть морда. Морда у них у всех одна. — Сказал Гаврила. Поняв, что Избор никуда сейчас не пойдет он начал срывать с себя мокрую от крови рубаху, шипя от омерзения.
— Ковчежец-то наш? Стрела то твоя?
Избор взял шкатулку в руки. Шкатулка точно была их. По крайней мере, царапины на этой шкатулке не отличались от царапин, что остались на настоящей шкатулке после утренних приключений.
— И стрела моя и ковчежец наш…
Избор, не вдаваясь в разговоры, побежал назад по тропинке, что привела их в засаду. Если друзья не верили ему, то уж сам-то себе он верил. Это был другой песиголовец. Все бы это было не страшно, если б он понимал, куда девался тот, с кем он дрался.
Избор давно понял, что стариковская мудрость имеет все права на существование. Жизнь сама подсказывала правильность некоторых стариковских заповедей, и они становились понятными даже молодым. Одну такую мудрую мысль Избор уже принял. Он твердо знал, что Боги берегут только тех, кто заботится о себе сам, а сегодня ему выпал случай убедиться в справедливости другой мысли — находит только тот, кто ищет.
Его бывший противник лежал в стороне от тропы, со стрелой в голове. Поглядев на него, Избор почувствовал гордость. Выстрел, уложивший песиголовца, можно было бы назвать образцовым. На расстоянии почти полторы сотни шагов стрела попала точно в глаз убегавшему и уложила его намертво.
Вот оно любопытство то, подумал Избор, бежать нужно было, а не оглядываться….
Он подошел поближе, и с каждым шагом его радость таяла под напором удивления.
Сев на кочку рядом с трупом он задумался. То, что он видел, было так удивительно, что он на всякий случай потрогал стрелу — не чудится ли ему все это.