— Путь в вирый — короче некуда… — подумал Избор. Он задержал дыхание и, осторожно выдохнув воздух, стал тихонько переставлять ногу назад. Свернувшись кольцами, змея гремела трещоткой то ли сытая, для того что бы броситься на человека, то ли расслабленная долгим лежанием на солнце и теплом дожде. Извиняясь за непрошеное вторжение, человек примирительно зашипел:
— Ш-ш-ш-ш-ш… — и сделал еще один шаг назад.
За спиной послышался шорох. Готовый увидеть еще одну змею Избор повернулся, но вместо гадюки увидел на земле темную, не просвеченную солнцем тень. Тень человека. Рука его метнулась к ножу, но враг оказался проворнее. Удар по голове отправил его в беспамятство, и он тяжело рухнул, едва не задев головой камня.
Он пришел в себя почти сразу же. Над ним стоял человек. Один взгляд и Избор понял, что судьба вновь свела его с разбойником. Тот возвышался над ним, как дерево, как башня. Его голова уходила в голубое небо, к веселым барашкам облаков, но еще выше сверкал его меч. Это было мгновение правды. Сейчас все было просто и ясно — меч упадет вниз и Избор превратиться в труп, а разбойник продолжит свой путь по этому миру…
Движимый скорее отчаянием, нежели чем-то другим Избор зашарил вокруг себя в надежде хоть как-то предотвратить неизбежное. Рука скользнула по камню, он успел ощутить тепло гранитной глыбы, потом рука натолкнулась на что-то холодное. Этот живой холод попытался выскользнуть из руки, но он уже не думая, что зажал в кулаке бросил это во врага.
От этого движения змея, распрямившись, словно кончик хлыста взвилась в воздух. На мгновение она соединила их, но тут до Избора как раз дошло, что такое он держит в руках, и он выпустил гадюку из вспотевших пальцев. Надеясь на чудо, он перекатился в сторону, отпрыгнул назад и вскочил уже с ножом в руке.
Меч разбойника уже торчал в земле, а сам он, прижав руки к лицу, медленно оседал в смятую Избором траву.
Избор пришел в себя только на камне. Сверху он хорошо видел, как шевелится трава на пути уползавшей змеи.
— «Талисман?» — подумал он, не зная, чем объяснить случившееся. С мечом в руке он насторожено смотрел на лес и на болото, из которого пришел разбойник. Тропинка, по которой он только что шел вела именно туда.
Шаги Избора давно стихли, заглушенные шелестом дождя, что стучал по листьям. Ночь надвигалась мягко, но неизбежно, как хищник, от которого нет спасения. Постепенно солнце из желтого стало темно-оранжевым и на его фоне стали четко прорисовываться кроны деревьев. День неизбежно клонился к вечеру.
— Нечего сидеть, — сказал Гаврила, — Дырку в земле просидишь…
Исин молча поднялся. Встав следом, Гаврила осмотрелся. Деревья кругом стояли стеной, за которой ничего не было видно.
— Далеко уходить нельзя. Избор вернется.
— Или Избор, или неприятности, — согласился Гаврила и пояснил, чего он хочет.
— Если неприятности начнутся лучше всего встречать их или за стеной или на холме…
Посмотрев на деревья вокруг, и не найдя холма, Исин сказал.
— Сейчас я тебе стенку найду. Самое тут, понимаешь, место для стенки.
Гаврила пожал плечами.
— Все вы обещать горазды, — совершенно серьезно сказал он. — Только вот дальше обещаний что-то не всегда….
Они разошлись в разные стороны, но уже через минуту Гаврила услышал довольный голос сотника.
— Гаврила!
— Чего тебе, — не повышая голоса отозвался Масленников. Хазарин стоял где-то рядом, за близкими деревьями.
— Иди сюда.
— Куда «сюда»? Где ты?
— Тут. У стены…
Гаврила удивился и пошел на голос. Через несколько шагов, продравшись сквозь кусты, он вышел на крошечную полянку, загроможденную какими-то развалинами.
Это были остатки стен какого-то древнего строения. Что это такое было сказать он не мог. С одной стороны стена разрушилась, а с другой стороны стояла, словно выеденная мышами горбушка хлеба.
Исин гордо стоял рядом, довольный, что так легко выполнил обещание.
Место было какое-то дикое и Гаврила обошел развалины кругом, отыскивая кости, но, похоже было, что все неприятности, которыми просто веяло от этих развалин свершились так давно, что все следы их рассыпались в прах. Гаврила покачал камни, посыпалась труха, покатились мелкие камушки.
Под ее защитой люди и решили пересидеть ночь и дождь, то затихавший, то припускающей снова. Гаврила и Исин ведя коней в поводу вошли под ветхую крышу. Кони осторожно ступали по замшелым камням, встряхивая мокрой гривой, фыркали. Вскоре они уже стояли под сводами, упрятав морды в мешки с овсом.
Гаврила придавил поводья большим камнем, расседлал их и вытер спины. Когда лошадей устроили, люди занялись своим ночлегом. Нельзя сказать, что тут было как-то особенно уютно, но остатки крыши защищали их от дождя, а стены сдерживали ветер. Гаврила не рассчитывал, что придется спать, и поэтому только бросил мешок себе под голову, а хазарин отнесся к этому делу серьезно. Он выбросил камни, и пристроил под голову седло. Он с радостью развел бы костер, но Гаврила только покачал головой: в самой глубине леса могли рыскать не только волки, которых опасался хазарин, но и кое-кто пострашнее ночных хищников. Ловя звуки темнеющего леса они искали в них шаги Избора, но тот все не шел и они перекусив холодным мясом и хлебом из своих запасов, улеглись около лошадей.
Исин уснул сразу. День вытряс из него все силы, к тому же он не особенно беспокоился о Изборе и был абсолютно уверен, что с «Паучьей лапкой» ничего скверного не произошло, а Гаврила, мысли которого были заняты талисманом, погружался в какое-то странное состояние полусна-полубодрствования.
К своему удивлению он ощутил в себе не только тревогу за реликвию, но и нечто гораздо более простое. Избор не возвращался и от этого он все более явственно ощущал личную обиду. Остроголовые обманули его. И он чувствовал, как понимание этого занимает место в его душе. Он размышлял над этим до тех пор пока мысли не стали путаться и превращаться в сны.
Проваливаясь в них, Гаврила видел качающиеся ветки и бегучие тени облаков, скользящих по небу и это движение привлекли его внимание. Он поднял голову вверх: из-за груды камней на него глядели глаза. Гаврила не успел сообразить, чьи это глаза — волчьи иди человеческие, как вслед за первой парой глаз появилась вторая…. Он различал только смутные тени во тьме ночи — не волчьи, а скорее человеческие. Они двигались совершенно бесшумно и вскоре обступили их место ночлега. Люди стояли плечом к плечу, загораживая вход в их убежище.
Ни слова, ни шороха.
Они стояли — шестеро человек, перегораживающих выход. И Гаврила, и разбойники молча смотрели друг на друга, это было короткое мгновение, которое отделяет мысль от поступка. Разбойники — а это были именно они — еще не решились войти, а Гаврила уже успевший их хорошо разглядеть размышлял как можно было бы воспользоваться этой неожиданной встречей для своей выгоды. Откуда-то из темноты, совсем рядом с ними заржала о лошадь. Этого шума вполне хватило бы чтоб разбудить спящего хазарина, но в добавок к этому конь Избора ответил на зов. Исин поднялся с земли, и, моргая, начал всматриваться в темноту, желая разобраться, с чего это вдруг их коням понадобилось ржать в такой неурочный час. Первым делом он конечно посмотрел на вход в убежище и увидел там силуэты разбойников. Сон сразу соскочил с него.
