— Кого искать будем?
— Гаврилу Масленникова, да Избора, да хазарина Исина.
Лерка кивнула — и так знала, что к чему… Она взяла яблоко и положила на блюдо. Лицо ее стало сосредоточенным.
— Теперь тихо. Не мешайте…
Под ее сосредоточенным взглядом яблоко сдвинулось с места, и постепенно убыстряя ход, покатилось вдоль кромки блюда. Волны кругами побежали по воде, встречаясь друг с другом и, проникая друг в друга, и через несколько мгновений вода в блюде словно вскипела. Потом дрожь унялась, вилы исчезли и дно блюда стало окном в…
— Что это? — спросила Диля. — Куда это ты?
На блюде елозили нетерпеливо разноцветные разводы, от яркости которых резало глаза. Лерка попробовала раз и еще раз.
— Устала, или мешает что? — спросила Тулица. Не обратив внимания на слова княгини Лерка зашептала заклинания, брови сошлись в линию.
— А может… — начала было Диля, но Лерка шикнула на нее так, что с блюда полетели брызги, и стала бороться с серебряным блюдом. Женщины отодвинулись в стороны, с любопытством глядя, как волхвица вгоняет свою волшбу в непокорное серебро. Что-то у нее не выходило. Вода на блюде покрылась льдом, потом вскипела, поднялась паром. По горнице потянуло горелым — из-под блюда показался дымок и мелкие язычки пламени. Диля взвизгнула и зачерпнув горстью вылила воду на стол. Лерка откинулась назад и круглыми от изумления глазами смотрела на выжженный круг перед собой.
— Не могу! — сказала она удивленно. — Их не видно…
— Может с зеркалом твоим чего? — осторожно, чтобы не обидеть спросила Диля
— Да при чем тут блюдо? С моими заклятьями хоть Багдад, хоть Оловянные острова увидеть можно! А тут…
Она мелко-мелко порвала клочок то ли мха, то ли зеленой от времени шкуры и бросила на блюдо. Там грохнуло, полыхнуло дымом, и воду выплеснуло на женщин. Тулица утерлась, но ни о чем не спросила. По удивлению, что плескалось в глазах волхвицы, она поняла, что та, как и она, сама ничего тут не понимает.
— Та-а-а-к, — протянула княгиня задумчиво. — Что-нибудь еще сделать можно?
Лерка ответила только тогда, когда Диля тряхнула ее за плечо.
— А? Да. Конечно…
Сцепив пальцы под подбородком, она долго молча смотрела сквозь стену, потом перевела взгляд на раскачивающихся под потолком птиц. Лицо ее просветлело.
— Защита у них, получается… Ну, да и мы не в сенях пальцем деланы…
Она покачала в руке ковшик, решительно швырнула на стол.
— С прошлого раза вещи их какие-то у нас оставались… Остались?
Тулица посмотрела на Дилю, та не очень уверенно кивнула.
— Наверное.
— Несите чего-нибудь…
Княгиня, она, конечно, и в Киеве княгиня, но тут, у себя Лерка чувствовала себя хозяйкой и могла покомандовать даже Тулицей. Через минуту все кругом кипело. Появились дружинницы и принесли с собой короб обносков. Первыми Лерке попались под руки драные холщевые портки.
— Это, вроде, их безумного колдуна портки. Он не нужен??
Тулица качнула головой.
— Бери любые другие. Колдун нам ни к чему….
Она стряхнула с волос остатки воды.
— Нам тебя вот так хватает…
Она чиркнула ладонью по горлу резко, словно ножом провела.
Не смущаясь, Лерка вытолкнула ногой кадушку из-под стола и засунула туда одежду.
— Ну, теперь под руки не лезьте… — предупредила она. Диля с Тулицей отошли подальше, к лавкам, что стояли между двух окон и не нарушая тишины стали смотреть как творится колдовство.
Из кадушки уже валил то ли дым, то ли пар, но вместо тепла по полу ходили ледяные сквозняки. Вода загустела, стала похожа на болотную жижу только не было от нее ни вони, ни смрада, да пузыри, что буравили поверхность, лопались там, выбулькивая мелодию, которую играли пастухи, выгоняя поутру коров на выпас. Лерке все это было не в диковинку, она слушая это, иногда подпевала. В нужных местах в кадку летело то одно, то другое — порошки из березовых туесов, лягушачьи лапки, пыльные комки паутины. Кадушка в ответ на это сыпала искрами, скрипела, а раз даже вскрикнула человеческим голосом.
Пока варево доходило, Лерка прошлась по горнице, касаясь пальцами висящих птиц.
— Выбирай, княжна… Какая больше нравится?
Под пальцами ведуньи птицы качались туда-сюда, словно пытались взлететь. Тулица молчала, не совсем понимая что хочет Лерка.
— Птицу выбирай… Теперь она тебе проводником будет. Сейчас я ее в зелье окуну, потом посадим ее на что-нибудь она и повернется в ту сторону где богатыри ходят… Найдем…
Глава 12
Иногда на их пути попадались тропинки, но яйцо словно понимая, что такие богатыри как они прямыми дорогами не ходят, перекатывалось через них и уводило их куда-то в глубь леса. Избор шел первый, за ним — Гаврила, а Исин последним. Хазарин шел, разговаривая сам с собой. Воевода несколько раз недовольно оборачивался, но хазарин говорил не громко и его бормотание ловили и комкали ладошки березовых листьев.
— Песиголовцы, пожар, камнепад, река из грязи, — выводил он за спиной Гаврилы. Масленников посмотрел на небо — солнце стояло уже высоко, и он повернулся так, чтобы тень была перед ним. Увидев лицо Масленникова хазарин спросил у него.
— Ты как-то этот ветер называл?
— Самум….
— Пожар, камнепад, река из грязи, самум…
С каждым словом в его голосе прибавлялось уважения к самому себе.
— Все преодолели, все превозмогли!
— Ну почему все? — не согласился с ним Гаврила. Ветка прошла сквозь его голову и хазарин, чтобы не оцарапаться отвел ее. — С нами много еще чего не было… Наводнения, например, снежной бури..
— Это летом-то? — хмыкнул хазарин. Ветка распрямилась и осталась в прошлом.
— А чума? А песчаная буря? — спросил задетый тоном сотника Гаврила. — А если они все то, что уже было, по второму разу попробуют?
Исин посмотрел на него, потом, на Избора, и обрадовано улыбнулся.
— Хорошо бы… Я тогда второй халат себе возьму. Тебе-то он все равно пока ни к чему..
Вскоре яйцо наткнулось на тропу, которая чем-то отличалась от других в этом лесу и покатилось по ней. Они шли по ней всю вторую половину дня и весь вечер, до тех пор, пока тонкий рожок месяца из туманной полоски не превратился в острый клинок, подвешенный над их головами. Они не думали о ночлеге, полагая, что ночь сама позаботится о них. Так оно и вышло.
Избор, шедший впереди остановился и предостерегающе поднял руку. Исин с Гаврилой замерли, осторожно поставив занесенные для очередного шага ноги. Гаврила вслушивался в тишину, изредка на прерывающуюся птичьим свистом и ничего не слышал.
