И услышал в ответ.
— Ба! Старые знакомые! И халат сберегли, не пропили!
Атаман Шарлыга остановившись в десятке шагов посмотрел на Гаврилу.
— А я думаю кого это нам еще Боги послали? А это вы… Старые знакомые — считай родня! А раз родня, так подарки давайте!
Он повернулся к своему воинству показывая на Гаврилу.
— Этого не троньте. Он не опасен и прибытку с него никакого, а вот соседа его миролюбивого от халата освободите… Грех в таком халате одному ходить…. Сам походил — дай товарищу поносить… Да не особенно его уродуйте, я с ним за давешнее еще посчитаться должен.
Разбойники осторожно двинулись к Избору с Исином, а Шарлыга почти дружески обратился к Гавриле.
— Мало тебе ночи, — укоризненно сказал он. — И днем тебя по белу свету носит… Совесть что ли мучает?
— Жизнь такая, — следя за приближающимися врагами, отозвался богатырь…
— Жизнь? Какая же у тебя жизнь, у призрака-то? Так… Дым один.
Он поскреб затылок, кое-что вспомнил и крикнул, обступающим Избора разбойникам.
— Сапоги с него не снимайте. Он без сапог дюже лютый становится.
Избор рассмеялся.
— Нет. Теперь можно и сапоги…. Это уже не важно.
Разбойники попытались стащить его с лошади, но Избор даже не стал вынимать меч, а просто ударил их по головам. Глядя сверху на обступавших его лихих людей он ласково сказал.
— Ни стыда у вас, разбойнички, ни совести. Проезжих вот обижаете, прохожих в досаду ввергаете. Али дел у вас других нету?
— Снимай халат, прохожий, — топнул ногой атаман.
— Ну вот опять «снимай»…
Избор перекинул ноги на одну сторону и теперь в любую минуту мог соскочить на землю.
— Некому, видно, учить вас вежеству, да уму-разуму… Нет на вас ни Иль Муромца, ни Сухмата, с товарищами. Так вы уж не обессудьте, я сам вас поучу. Человек я простой и средства у меня простые, природные.
Он спрыгнул в траву и поясно поклонился лихим людям, а когда поднялся, в руке его уже был обломок дышла от одной из повозок. Первым же резким взмахом он опрокинул стоявших перед ним разбойников и под хруст костей и дерева они полетели на землю. Враги отпрянули от него, словно болотная ряска от места удара и воевода пошел между возов, зашибая попадавшихся на пути супостатов. Купцы радостно закричали, но с ковриков никто не поднялся — смотреть на воеводу было страшно. Люди вокруг него разлетались в стороны, падали — против дерева в его руках не могло устоять и железо. Он дрался легко — знал, что Гаврила и Исин не дадут разбойникам зайти со спины и поэтому смело шел вперед ловко усмиряя лиходеев. Бил он хоть и сильно, но не до смерти, как и обещал при первой встрече, с каждым ударом вколачивая в разбойников понятие добра и гостеприимства.
Шарлыга, которого Избор просветил одним из первых вынырнул из забытья у ног Гаврилова коня.
— Эй! Все сюда!
Голос атамана собрал всех уцелевших.
— Лук мне!
Не спуская глаз с Избора он протянул руку в сторону. Он стоял спиной к Масленникову и тому сверху было видно как побурела от прилившей крови шея разбойника. Найти лук в обозе везшем оружие смог бы и слепой, а таких среди разбойников не было. В ту же минуты в его руке очутились и лук и стрела. Гаврила привстал в стременах.
— Эй, Избор! Убить его, или ты его увечить будешь?
Лук зазвенел и стрела улетела к воеводе. Гаврила увидел как перед Избором словно по волшебству возник полупрозрачный круг и стрела, треснув, раскололась.
— Ударь… — неопределенно ответил воевода, которому не понравилось, как Шарлыга стреляет.
В руке атамана уже была другая стрела и он засмеялся, уловив в словах воеводы похвалу себе. Масленников увидел, как мышцы на разбойничьем плече взбугрились, сгибая лук в дугу грозным движением. Атаман взметнул лук, но это стало последним движением в жизни. Гаврила не раздумывая более опустил свой меч на голову Шарлыги и две половинки некогда грозного атамана упали на землю.
— Призрак! — заорало сразу несколько голосов никак не ожидавшие того, такого конца.
— Ошибка вышла, — весело объяснил Гаврила. Он вскочил на седло ногами и оттуда перепрыгнул на крышу соседней повозки. Крыша затрещала, повозка накренилась и из нее с сухим треском посыпались короткие копья. Полированные древки сами просились в руки и Гаврила захватив сколько мог, стал метать их в разбегавшихся разбойников. Копья находили их везде — у возов, в кустах, за деревьями… После смерти атамана они и не думали сопротивляться. Каждый спасал только свою жизнь. Богатырь не успел и глазом моргнуть, как дорога обезлюдела. Он топнул ногой и земля ответила ему треском сухого дерева.
— Трусы! — крикнул Гаврила. — Почему не деретесь?
— Хоть и трусы, да не дураки, — сказал Исин, так и не обнаживший меча. — Зачем им драка? Наверняка ведь сбежали не с пустыми руками. Ты лучше караванщика пожалей. Ему еще убытки подсчитывать.
Караванщика уже вынесли из повозки на воздух. Теперь ему было явно легче, но даже без стрелы в боку он выглядел не здорово. Гаврила наклонился поближе.
— Помогай вам Боги! — прошептал караванщик.
— Боги? — переспросил нимало удивившись Масленников. — Какие Боги?
— Пусть вам помогают все Боги, какие только есть на свете!
Он откинулся и закрыл глаза. Гаврила выпрямился. Рядом стояли только купцы. Он поискал воинов, но на глаза не попался ни один, а ведь они были, он же отлично их помнил.
— Что же вы так, в лес очертя голову сунулись? А охрана ваша где?
Купцы начали переглядываться.
— Только зря на нее деньги переводите. Гнать таких надо…
— Некого, — сказал кто-то из купцов. — Они свое отработали….
Обступившие их люди разошлись и Гаврила увидел что на земле лежат пятеро воинов со стрелами в груди.
Караванщики смотрели на него сдержанно, но Гаврила знал, чего они хотят. Смерть пришла и ушла, забрав кого пожелала, а стоявшие тут люди должны были жить как жили.
— Ладно, — махнул Масленников рукой. — Собирайтесь… До ближайшего города мы вас проводим, а там глядишь и пятница кончится…
Со стонами и причитаниями купцы перепрягли лошадей и кое-как побросав товар в повозки двинулись следом за спасителями.
Глава 29
Лес, только что слышавший звон мечей стоя настороженный. Напуганным купцам за каждым кустом теперь виделся разбойник и они не жалея повозок нахлестывали лошадей. Поприще за поприщем они проносились по лесу в грохоте и блеске славы. Грохот слышали все, а вот блеск славы видел только Иосиф. При молчаливом попустительстве купцов он обвешал себя оружием и теперь, грохоча громче любой телеги, мчался впереди самой первой повозки.
