— Много их у вас? — поинтересовался хазарин.
— Хватает. Улица до самого кладбища Невинно убиенных тянется.
Лицо у Исина вытянулось.
— И что большое кладбище?
Купец оторвал взгляд от халата и посмотрел на прилавок. Покупателей не было и он задумался вспоминая.
— Да нет вроде… Не больше чем пять других…
Взмахом руки богатырь отпустил купца за прилавок и они отправились по указанному пути. Когда отъехали подальше Исин спросил:
— Ну что? Хороший город? Заметили, чем он торгует?
— А чего замечать? Веревками простыми…
— Простыми… — вздохнул Исин. — В этом городе, поди простых веревок нет. Тут, пожалуй все для виселиц.
— А нам какое дело? — сказал Гаврила — Мы тут проездом. Продадим — купим, только нас тут и видели…
Избор вспомнил стену города.
— Если к стене не приклеят.
Гаврила хлопнул себя по рукояти меча.
— Отклеимся.
Избор рассеянно кивнул и Масленников понял, что все это его уже не интересует и мыслями воевода уже был не только за стенами, но и за горами… Иосиф широко раскрытыми глазами смотревший вокруг спросил:
— Как тут только люди живут?
— Да какая это жизнь — куда не посмотришь мертвяки мерещатся.
— Ну не вся же жизнь такая? Наверняка ведь песни поют, — заступился Исин за горожан.
— О покойниках.
— Пляшут.
— Или на могилах, или на похоронах.
— Сказки детям рассказывают.
Гаврила махнул рукой и направил коня по Членовредительской. Они добрались до «Трех палачей». Напротив заведения стояла виселица. На виселице висел покойник, прямо под его ногами играли дети. Из открытых дверей на все это с улыбкой смотрел толстый человек в белом переднике.
— Безумный город, — сказал Исин. — Сделали смерть смыслом жизни!
— Не свою — чужую. Как тут только дети родятся?
Избор махнул рукой. Тут начинались ряды золотых дел мастеров. Там они, не особенно торгуясь, поменяли несколько камней с халата на несколько мешочков с серебром и золотом. Уклонившись от попыток хозяина продать им серебряные пытошные клещи и позолоченные гвозди для вколачивания под ногти они пошли тратить деньги на одежду и еду.
С каждой покупкой на душе Гаврилы становилось все легче и легче — городские ворота становились все ближе и ближе.
— Город маленький, а воспоминаний надолго хватит. Как о нем подумаю — сразу виселицу вспомню…
— Это ты зря, — отозвался Избор. Камни камнями, а кошель что приятно оттягивал пояс подкреплял его уверенность в будущем. — Город чистый… Мрачновато только, а так — ничего.
Улица вывела их на площадь, к воротам. На площади еще сновали люди опоздавшие к торгу, но пахло уже не соломой и навозом, а съестным. Запах еды, словно протянутая поперек дороги веревка остановила Избора около корчмы. У дверей вместо вывески стояли, сыто порыгивая, подвыпившие горожане и смотрели на них.
— Скверный городишко. Может в корчме лучше будет? Зайдем?
— Зачем? Еда есть…
— Потом хоть корчму добрым словом вспомнишь.
— Мимо едем. Все равно поесть стоит, — поддержал воеводу Исин. Гаврила оглянулся, не зная что сказать.
— Тут кусок в горло не полезет.
— Сухой не полезет — смочишь.
— И я есть хочу, — подал голос Иосиф, про которого все забыли.
— Терпи. А то оставим в городе, придется к палачу в ученики поступать…
— Оставь мальчишку, — отозвался Исин. — Дорога дальняя, поесть не помешает.
Гаврила уже сдаваясь спросил.
— Ну, а если что?
— Если что, то до ворот двадцать шагов. Ворота хлипкие, да стража худая. За ворота выберемся, а там ищи ветра в поле.
Гаврила хотел есть, но он и не хотел оставаться в городе. Богатырь смерил глазами расстояние до ворот, оглядел щуплого стражника, подпиравшего одну из створок. Ни створка, ни страж не казались опасными. Он нехотя, не из-за голода, а скорее из-за понимания необходимости слез и пробормотал.
— Мертвечиной накормят. Похлебкой из пальцев четвертованного.
Ни Избор, ни Исин ничего ему не ответили, и только Иосиф, сглотнув слюну, откликнулся.
— Мы быстро. Я даже жевать не буду. Сразу проглатывать.
Он догнал сотника и воеводу, когда те входили в корчму. Сделав первый шаг в темноту Избор ударился головой обо что-то гибкое и звенящее металлом.
— Ящер! — выругался Избор. — У кого в ушах звенит?
Из темноты раздался дружный хохот. Воевода провел рукой, ощупывая темноту перед собой.
— Цепи тут, — сообщил он друзьям. — Головы берегите.
Цепи связками и поодиночке свисали с потолка на малом расстоянии друг от друга. Кое-где на концах цепей блестели крючья, а где-то висели не то мешки не то трупы. Гремели цепи, голосили люди, в полумраке что-то качалось перед глазами. Не хватало только лунного света, что бы ощутить себя среди повешенных. Исин провел рукой сверху вниз. Он понюхал руку и к облегчению ощутил запах мяса.
— Да тут на убой кормят… — двусмысленно пошутил хазарин.
— Или травят сразу насмерть, — откликнулся Гаврила. Избор, приняв слова всерьез ответил.
— Если они сделали смерть развлечением, то этого быть не может. Какое это развлечение отравить человека?
— Ну, как же… Кто корчится, тот почти пляшет…
Глаза уже привыкли к полусвету и Избор разглядел тех, кто сидел рядом с ними. Ни один из сидельцев не обращал на них внимания — все были заняты своими делами. К ним подбежал бледный, как дух смерти, мальчишка и остановился с вопросительным видом.
— Вина, мяса, хлеба, — осторожно сказал Гаврила, помимо воли прикидывая куда этот отрок может подсыпать отраву.
— А так же еще чего-нибудь… — добавил хазарин оглядываясь.
Мальчишка вернулся через минуту с подносом уставленным кувшинами кружками и хлебом.
— А мясо?
— Режьте сами, — он показал на качающиеся туши. — Тут говядина, а там дальше свинина, баранина, оленина…
Избор подмигнул Иосифу и тот ринулся в темноту.
Понемногу они привыкали к странностям этого города.
— А ничего тут, — наконец сказал Гаврила. — Видно в этом городке и готовят с такой же любовью, как вешают, сажают на кол и рубят головы. Если так дело дальше пойдет не скоро мы отсюда выйдем.
Исин сдув пену с кружки прямо на стол заметил.
— Судьба свистнет — стрелой вылетим.
Иосиф, что возился с курицей захрустел костями и заглушил последние слова сотника. Гаврила скорее догадался, чем услышал их.
