Часть первая
Они шли по пустыне уже третий день. Семь легионов Марка Лициния Красса, проконсула и триумвира. Шли покорять богатую, по слухам, Парфию. Но пока вместо богатства и легкой победы видели только один песок. Где-то там впереди находилась парфянская армия с ее тяжелой, закованной в броню кавалерией, но сейчас главным врагом легионеров была не она, а страшная жара и нехватка воды.
Квестор Гай Кассий Лонгин, придерживая норовистого коня, смотрел на бредущих по песку легионеров и думал, сколько же еще они выдержат. Конечно, они — солдаты Великого Рима, а не сборище варваров, и железная дисциплина заставляет их повиноваться приказам полководца, даже если приказы эти кажутся совершенно безумными. Кассий и сам был солдатом, а потому не роптал, хотя в душе не одобрял избранный Крассом путь через пустыню. Да и вообще весь этот поход представлялся ему затеей сомнительной.
Двух лет не прошло, как они покинули Рим. Задуманная Крассом война представлялась тогда легкой прогулкой. Казалось, всего-то и нужно, что разогнать скопище варваров, разбегающихся от одного вида римских орлов, и все несметные сокровища Востока будут принадлежать им — легионерам Красса. А ведь тогда уже были те, кто предостерегал триумвира… Да что там! Народный трибун Атей вообще хотел запретить Крассу начинать «несправедливую», как он говорил, войну против парфян. Когда же ему это не удалось, трибун проклял уходящее войско. Кассий знал, что кое-кто из солдат до сих пор вспоминает это «проклятье Атея», да и сам он почувствовал какую-то оторопь, когда народный трибун, поставив у городских ворот жаровню, начал воскуривать фимиам и призывать ужасных неведомых богов, произнося чудовищные проклятья. Нет, не напрасно Атей в народе слыл колдуном…
А сколько было уже недобрых знамений! Когда они переправлялись через Зевгму, буря разрушила мост, а молнии били прямо в их лагерь. Затем, принося очистительную жертву богам, Красс выронил из рук печень жертвенного быка. Тогда он отшутился, сказав: «Такова уж старость! Но оружия мои руки не выронят». Кассий, будучи человеком образованным, не придавал большого значения гаданиям, но все же, все же… Как один из предводителей армии, он знал, что все гадания авгуров неблагоприятны и жрецы, по прямому приказу Красса, скрывают это от воинов.
— Любуешься, квестор?
Кассий обернулся. Публий Лициний Красс на великолепном галльском коне подъехал к нему. Сын триумвира снял шлем и пригладил мокрые от пота волосы.
— Чем уж тут любоваться… Только что видел аквилифера третьего легиона. Орел у него едва по песку не волочится.
— Что ж ты ему не задал за это?
— Там и без меня обойдутся. Луций, видно, отвлекся на что-то.
— Не завидую парню!
Оба усмехнулись. Старый ветеран Луций Цецилий, примипил третьего легиона, успел стать легендой своим неукоснительным следованием воинскому уставу.
— А все же, друг Публий, дух легионеров подорван. Эта пустыня не для римлян. Тут я полностью понимаю солдат. И мы здесь уязвимы. Видишь, как растянулись колонны? Если парфяне нападут на марше…
— Абгар говорит, парфян здесь нет. Они бегут на восток.
Кассий зло сплюнул.
— Не произноси при мне это имя, Публий! Ты знаешь, как я ненавижу арабского пса! О, зачем Красс доверился ему?! Почему не пошел в Армению?! Царь Артабаз обеспечил бы нас всем необходимым, дал бы свою тяжелую кавалерию, и мы ударили бы прямо в сердце парфян! А что мы делаем здесь?!
Публий вздохнул и слегка коснулся его плеча.
— Успокойся, Гай. Ты знаешь, я на твоей стороне и считаю так же, как ты. Если помнишь, я поддержал твое предложение на совете. Но отец не захотел меня слушать. Решение им принято. Что теперь нам остается? Только исполнить долг римлянина и солдата.
— Ты прав. Прав, конечно. И все же, еще пару дней такого марша, и парфянам не придется сражаться. Солнце и нехватка воды сделают за них всю работу!
Действительно, проходившие мимо легионеры то и дело прикладывались к баклагам, но теплая вода плохо утоляла жажду, да и сколько ее там оставалось? Многие уже допили последние глотки и с тоской оглядывались на обоз.
— Завтра мы дойдем до оазиса, — неуверенно ответил Публий.
Кассий усмехнулся:
— Конечно. Так говорит Абгар. Ох, доберусь я однажды до этого «друга Римского народа»!
Некоторое время они молча глядели на проходящие легионы, затем Публий надел шлем, собираясь отправится к своей коннице, но тут заметил спешащего к ним контубернала.
— Разведчики вернулись, доблестный Публий! У них важные вести.
Снедаемый дурными предчувствиями, Кассий отправился вместе с Публием. Как оказалось, начальник конницы проявил большую предусмотрительность и еще два дня назад отправил вперед турму под командованием Марка Фульциния. Кассий немного знал этого Фульциния. Выходец из низов римского общества, он имел темное прошлое, но вот уже лет десять состоял при младшем Крассе доверенным лицом. По словам Публия, Фульциний отличился еще в галльской кампании, будучи непревзойденным разведчиком и мастером особых поручений.
Едва поприветствовав военачальников, Фульциний перешел к делу.
— Мы видели парфянское войско, — рассказал он. — Их очень много. Сосчитать возможности не было, но их не меньше пятнадцати тысяч. И с ними железная конница. Не десяток охраны Сурены, как уверял Абгар, а тысячи. Видели мы и оазис, к которому ведет нас араб. До него гораздо дальше, чем мы думали, но воды мы там все равно не найдем — парфяне отравили колодцы.
У Кассия невольно вырвалось проклятие, и Фульциний умолк.
— Я так и думал! Продолжай, Фульциний.
— Ты прав, квестор. Но я еще не сказал главного — покинув оазис, мы наткнулись на отряд парфян, что преследовал беглеца. Его лошадь была измотана, а сам он ранен стрелой. Парфян мы разогнали, но, к сожалению, беглеца не спасли, он умер у меня на руках. Это был Гай Коминий, тот трибун, что попал к ним в плен прошлой зимой. Как удалось ему бежать — не знаю. Перед смертью он успел рассказать, что слышал в лагере врагов. Парфяне насмехались над римлянами, говорили, что нашу армию ведет предатель, заманивая в ловушку, где Сурена нас всех перебьет. И этот предатель — некий арабский вождь…
— Клянусь Юпитером, Публий! Это Абгар и никто более! Я лично прикончу этого змееныша!
— Надо немедленно остановить легионы и собрать совет. Я поскачу к отцу, а ты займись предателем.
Узнав об измене араба, Марк Лициний Красс впал в бешенство. Когда вернулся Кассий, безуспешно разыскивавший предателя по всему лагерю, проконсул сплюнул с досады:
— Проклятый араб ускакал вместе со своими соплеменниками незадолго до того, как Публий явился ко мне со своими вестями. Сказал, что он отправляется на разведку, и я отпустил его. Должно быть, он видел, как вернулись наши разведчики, и шкурой почуял неладное!
