— Твой отец отомщен. Я сам убил Гундобада в поединке. Мой меч пронзил грязного варвара, и в последний свой миг негодяй валялся у моих ног, моля о пощаде.
— Это ты… Ты убил его?!
Ливия порывисто обняла Венанция, и Фульциний окончательно почувствовал себя лишним, хотя их объятие было коротким, и девушка почти тотчас отстранилась.
— Благодарю богов, что именно мне выпала эта честь. Однако я повторю свой вопрос. Как ты здесь оказалась?
Ливия смотрела в пол, руки ее сжались.
— В доме у тетушки я кое-что узнала и подумала, что это важно. Мой дядя… Он уехал из Рима. Я случайно услышала из разговоров, что он проклинал Красса и всех язычников, призывал кары Господни на головы «тварей из прошлого». И он отправился в Константинополь, чтобы рассказать о «богомерзких ритуалах» в Риме. Он знаком с патриархом Акакием, у него много влиятельных друзей при дворе, и он будет добиваться похода против язычников, как при Феодосии.
Венанций задумчиво провел рукой по подбородку.
— Важные вести. То-то я думал, куда он так спешно отбыл… Хорошо, что ты сообщила об этом. Нужно немедленно рассказать обо всем императору. Прости, Фульциний, но я украду у тебя Ливию! Идем, я познакомлю тебя с самим Марком Лицинием Крассом! Я бы и тебя взял, Марк, но ты сам не захочешь появиться перед полководцем в таком… э-э-э… виде.
Ливия не сопротивлялась, когда он увлек ее к выходу из палатки. Фульциний успел поймать ее смущенный взгляд и вспыхнул от ярости, когда увидел как Венанций слегка приобнял ее за плечи.
«Да что ж это такое! — думал он, лихорадочно разыскивая бритву. — Не палатка, а проходной двор! Но Ливия… Ливия… Что ж мне делать-то, а?»
День догорал. Алая полоска заката еще виднелась на горизонте, а первые сумеречные тени уже легли на землю. В небе зажглись первые звезды, пока всего три-четыре — самые яркие. Ветер задул сильнее, и верхушки могучих дубов закачались, шум листвы смешался с громким журчанием ручья, затерявшегося в глубине рощи. От костра потянуло дымом. Пахло жареной рыбой.
Фульциний сидел, прислонившись спиной к стволу, и стругал ножом сломанную ветку, то и дело поглядывая на заросший клевером холм. Где-то там была Ливия. И Венанций.
«Да, этот парень времени зря не теряет».
Едва они расседлали лошадей, и Сальвий отправился в рощу за хворостом, как Венанций загадочным шепотом предложил пойти поискать четырехлистный клевер — на удачу. Ливия радостно согласилась. Они и его звали с собой… Тоже выдумали! Чтобы римский центурион ползал по траве, как мальчишка, в поисках сказки?! Еще чего не хватало! Ну а Деций пожал плечами и, держась за руки, эти двое со смехом побежали к холму. Феликс только покачал головой и улыбнулся, глядя им в след, а потом достал свои таблички и уткнулся в них, что-то царапая стилусом.
«Не теряет времени… Не тер-ряет!» Нож соскользнул и чиркнул по пальцу. Марк бросил ветку и сунул порезанный палец в рот. «Может, зря не пошел? Да нет, глупости это!» А ведь Венанций уверяет, что они с Ливией просто друзья. С детства. И вроде как это самое детство вспоминают.
«Друзья, говоришь? — Он вынул палец изо рта, посмотрел, как медленно стекает кровь. — А чего ж тогда ты стишки ей свои читаешь, а?! Как это там…
Ну а нам, как угаснет свет недолгий,
Сном придется уснуть в ночи бескрайней.
Поцелуй меня тыщу раз, пожалуй,
Сто еще, снова тыщу и сто по-новой…
Чушь какая! Но надо же, запомнил! Привяжется теперь…»
— Надо с этим кончать, — сказал он вслух, снова взявшись за ветку. «О деле надо думать, а не об этой херне. Приказ у тебя есть? Есть. Чего еще надо?»
Сумерки сгущались. Отблески костра прыгали по поляне. Донеслось приглушенное ругательство — должно быть Сальвий обжегся. Ничего, пусть работает.
— Задал лошадкам корму.
Марк вздрогнул. Петрей, не смущаясь, опустился рядом на расстеленный плащ.
— Всё грустишь? Видел я их. С той стороны сидят, на звезды пялятся. Дети малые!
— Да мне-то что?
— А ничего. — Центурион сплюнул на землю, достал откуда-то флягу, откупорил и сделал большой глоток. — Будешь?
Фульциний молча протянул руку. Вино оказалось крепким.
— Я так вообще не хотел, чтоб девка с нами была. Мешается только. Ну да кто меня спрашивает? А все жрец этот… Он ее с собой взял. А Красс разрешил. Крассу что? Не ему дорогу копытами мерить. Странно все это.
— Что странно-то?
Фульциний уже не думал, как нагло центурион влез в его уединение. Удивительное дело! Петрей разболтался. Обычно из него пары слов не вытянешь, а тут…
— Посольство все это. Почему наших не отправил? Мы-то с тобой тут вроде охраны. А переговоры жрец поведет, который все про своего бога бормочет. Да патриций здешний, что на девку твою глаз положил… Что дергаешься? Видал я этих патрициев. Этот еще ничего вроде. Был я с ним в деле. Я людишек насквозь вижу. Оба они чего-то задумали. И скряга наш себе на уме. Я его хорошо знаю…
Петрей снова сплюнул и замолчал.
— Слышал, ты давно с ним служишь, — сказал Фульциний, возвращая флягу.
— Со Спартака еще. Я тогда помладше тебя был. Первый раз в легион завербовался. Всю войну прошел. Потом, когда я уже с Помпеем на Митридата ходил, ветераны смеялись — какая это война? Рабов гонять. А я тебе скажу так — Спартак поумнее многих был. И боец, каких мало. Я видел, как он умирал. Пусть всем нам боги такой смерти пошлют!
Фульциний молчал. Петрею явно хотелось поговорить, так пусть говорит. В армии мало таких, кто удостоился чести выпить с Петреем. Будет о чем рассказать.
— И про Красса нашего я тогда еще подумал — далеко он пойдет. Спартака разбить — не девок по лупанарам щупать. Все думают: богач, жмот, ростовщик. Так и есть, а только деньги для него — тьфу! Крассу слава нужна. За нее он все до аса медного выложит. Помпей, тот другой. Я с ним всю Азию исходил. Он все Крассу завидовал, в богатстве с ним сравняться хотел, золото из городов возами вывозил.
— Я у Помпея не служил, не знаю.
— Куда тебе! Ты ж с Галлии начал, у Цезаря. Я тоже там был. В Британию сплавал. Цезарь он ничего, не хуже Красса. Я б у него и остался, да Красс меня разыскал. Сам звал в поход на парфян. А я что? Начинал с Крассом, и заканчивать с ним.
— Теперь точно. Раз занесло нас сюда.
— А по мне — так и хорошо это. Ты вот так не думал? Все, что мы там делали, — прахом пошло. Я вот двадцать лет воевал. Для Рима Азию покорял, Галлию. А где теперь всё? Римляне — и не римляне вовсе, а тьфу! В богов я не верил, а теперь думаю — есть они. Увидели там у себя, что Рим погибает, и нас сюда бросили. Спасайте, легионеры! И мы спасем, помяни мое слово.
Фляга быстро пустела, но Петрей не пьянел. По крайней мере Фульциний не замечал этого.
