— Прекрасно. Не рассказывай. Я спросила только из вежливости, поскольку на самом деле мне до этого нет дела. Твои мотивы меня нисколько не… — Она замолчала, осознав, что горячится, и договорила спокойнее:
— Ну, доброй ночи, Лахлан. Постарайся больше не шуметь, хорошо?
Кимберли решила не оглядываться, пока шла к двери, не жалеть его. Если он ужасно себя чувствует, то только сам виноват.
Он молчал. Закрывая за собой дверь, она вдруг услышала:
— Ты мне нужна.
Кимберли застонала. Упершись лбом в дверь, она пыталась справиться с бурей чувств, которую вызвали в ней эти три слова. Ни за что на свете она не могла не внять его мольбе.
Наверное, надо было радоваться, что ему от нее нужна только помощь, — она вряд ли смогла бы устоять, если бы ему было нужно что-то другое… И снова оказаться с ним в постели из-за каких-то пустяковых слов? Боже упаси! Ведь она же не настолько глупа, правда?
Глава 25
Кимберли отодвинула тяжелую штору, чтобы выглянуть в окно. Невероятно! Негромкие звуки: жизнерадостное посвистывание, стук, звон колокольчика, прозвучавшее вдали приветствие — свидетельствовали о том, что в самом доме и за его стенами наступил новый день, а она все еще находилась в комнате Лахлана. Сколько часов она здесь провела? Слишком много.
Она посмотрела в его сторону — он крепко спал в своей постели. Но к великой досаде, она уже убедилась в том, что его беспробудный сон весьма обманчив. Сейчас ей впервые удалось отойти от постели: прежде он каждый раз заставлял ее вернуться.
Кимберли со вздохом покачала головой. Надо было проявить твердость: она еще пожалеет о том, что согласилась ему помочь. Но что она могла поделать? По крайней мере она старалась вести себя неприветливо, так что если Лахлан что-то и вспомнит, то будет считать, что помогала она ему неохотно.
Однако все-таки помогала — даже сняла с него сюртук и сапоги после того, как уложила в постель, чтобы ему было удобнее. Он заснул, едва коснувшись подушки.
Но, как она убедилась, ненадолго. Когда она пыталась уйти, делая шаг от его кровати, он начинал стонать, как умирающий. Ни разу не открыв глаз, он каким-то образом чувствовал, что она уходит. Каждый раз ей казалось, что он крепко уснул и она может сама уйти спать.
Это не было уловкой, как она решила поначалу. Несмотря на все разговоры и угрозы, которые она слышала, когда пришла, он действительно был в ужасном состоянии. Она обтирала его холодной водой, когда он потел, поддерживала голову и подставляла тазик, когда его рвало. После этого он стал спокойнее, но когда она отходила, издавал какой-нибудь звук, возвращавший ее обратно.
Сейчас глаза у нее закрывались сами собой. Она проспала ночью всего какой-нибудь час, а потом Лахлан ее разбудил, и больше она не заснула. Но как бы он теперь ни стонал, она уйдет к себе, пока Мэри не пришла ее будить. Сплетнице-горничной не доведется узнать, где Кимберли провела ночь.
Она прошла через комнату и в последний раз остановилась у кровати Лахлана. Теперь он, кажется, действительно спал и выглядел невинно. Кимберли невольно улыбнулась. Но, надо полагать, во сне даже дьявол кажется невинным. Этот человек заставляет ее испытывать такое, что никак не вяжется с невинностью. Даже сейчас ей нестерпимо хотелось пригладить непослушную прядь волос, упавшую ему на лоб, — как она делала несколько раз ночью. Она поспешила убраться из спальни, пока желание не стало непреодолимым.
Вскоре Кимберли внезапно проснулась — и не от ласкового голоска Мэри, на который она не стала бы обращать внимания, а от стука в стену. Она села на постели, моргая и пытаясь открыть глаза так, чтобы они тут же не закрылись снова.
Шум раздался снова: на этот раз не стук, а явный звук падения. Кто-то или что-то определенно оказалось на полу, и она вспомнила о состоянии Лахлана и обо всем, что происходило ночью. Этот дурень уже встал и пытается передвигаться, а ведь голова у него наверняка раскалывается! Вот почему он на все натыкается и производит этот несусветный шум.
Она медленно повернула голову и гневно посмотрела на стену между их комнатами, прекрасно понимая, что не заснет. Однако она не бросилась на шум, как ночью, и даже не разозлилась. Слишком велика была ее усталость, чтобы злиться. Не спеша надев пеньюар и тапочки, она бросила взгляд в зеркало на туалетном столике — и ужаснулась.
Вид у нее был измученный, под стать ее самочувствию: веки отказывались подниматься, волосы растрепались. Именно такой неприбранный вид Лахлан находил необычайно привлекательным, а Кимберли считала неподобающим для настоящей леди и совершенно неприличным.
Быстро плеснув водой на лицо и проведя щеткой по волосам, она привела себя в относительный порядок — на лучшее рассчитывать не приходилось: ведь больше всего ей хотелось бы заползти обратно в теплую постель. Через несколько секунд за стеной снова раздались звуки падения, хрипы, стоны и тому подобное. Она недоумевала — Лахлан специально падает с постели? В стену снова застучали, а ведь кровать Лахлана стояла далеко от нее.
Кимберли вздохнула, пытаясь понять, какого дьявола она стала нянькой этому шотландцу. Но делать нечего — рано утром больше никто ему на помощь не придет. И куда делись те два горца из его клана, которые приехали вместе с ним в Шерринг-Кросс? Отсыпаются после такой же попойки в своих постелях? Они должны бы помогать своему лэрду, а не она!
Кимберли поспешила выйти из своей комнаты, пока еще не слишком распалилась. Но ее недовольство мгновенно испарилось: она обнаружила, что дверь в комнату Лахлана распахнута настежь, и у входа стоит герцогиня Ротстон, заламывающая руки, кусающая губы и вообще являющая собой воплощение отчаяния.
Кимберли тут же присоединилась к Меган, заглянула в комнату — и не поверила своим глазам. Герцог Ротстон зверски избивал Лахлана. А упрямый шотландец не хотел лежать на полу, чтобы избиение закончилось. Хотя оно вряд ли бы закончилось: герцог был в ярости. Однако это предположение оставалось чисто абстрактным, поскольку Лахлан поднимался всякий раз, как герцог сбивал его с ног. И сколько раз это уже произошло? Судя по его виду, уже слишком много: из носа текла кровь, на щеках остались следы от кулаков герцога. Получив удар в живот, он захрипел: подобный звук Кимберли уже слышала через стену. Следующий удар в подбородок снова уложил его на пол, причем рука его ударилась о столик, который упал вместе с ним.
Кимберли содрогнулась, представив, как ему больно, наверняка голова у него раскалывалась. Лахлан еще держался удивительно хорошо для своего состояния, но защищаться не мог. Казалось, он настолько ошеломлен, что не в состоянии понять происходящего. Кимберли не могла просто стоять и наблюдать за происходящим, как это делала Меган.
Теперь она уже окончательно проснулась и возмущенно спросила:
— Что тут происходит, позвольте узнать? Меган испуганно подскочила — она не заметила Кимберли — и, прищелкнув языком, ответила:
