У Кимберли невольно открылся рот от изумления. Удивленный? Она чуть не расхохоталась. Ее охватило необычайное чувство облегчения. Меган смотрела на нее только вопросительно, без всякого осуждения. Очевидно, она еще не слышала о позоре Кимберли.
Конечно, это не означало, что Кимберли не предстоит неприятная сцена; но пока она получила отсрочку. И — да, была удивлена. Невиновность Лахлана, Билл Эйблз и доказательство того, что он солгал, — все отошло на второй план, уступив место самобичеванию по поводу своей опрометчивости.
Поэтому она только сказала:
— Я действительно считала, что вам понадобится немного больше времени, чтобы все устроить.
— Нет-нет, я все сделала сегодня рано утром. Единственное, что нас немного задержало, — это отсутствие мистера Кеннеди. Должна признаться, я очень волнуюсь. Я все время сомневалась насчет Макгрегора, но мой муж был убежден в его виновности… Ну а мне очень нравится время от времени показывать ему, что он тоже может ошибаться. — Меган ухмыльнулась. — Это не дает ему расслабляться. У меня хорошие предчувствия относительно нашего эксперимента — особенно теперь, когда мистеру Эйблзу придется выбирать из четырех голосов, а не из трех.
Кимберли кивнула. Если конюх все-таки угадает правильно — это будет страшным невезением, но Меган права: теперь, когда будут говорить четыре шотландца, а не три, шансы на успех увеличились.
У них должно получиться!
Лахлан, несомненно, прав: вор в хижину больше не явится. В засаде участвует слишком много людей, он наверняка узнает о ловушке и не покажется там. Теперь это дело касается и Кимберли: она должна выйти замуж за человека, которого обвинили в преступлении. Если он не будет обелен… К двум скандалам прибавится третий. Два она еще, может быть, и переживет, но иметь мужа за решеткой… С тем же успехом ей можно паковать вещи и уезжать за океан.
Обязательно должно получиться! Но рассчитывать на это все-таки нельзя. Ведь Эйблзу может повезти. И что тогда? Похоже, это действительно их последняя надежда. Но если план не сработает, нужно придумать что-то еще. Только вот что именно? Дьявольщина, ей надо было раньше об этом подумать!
.Дожидаясь появления Эйблза, Кимберли снова быстро перебрала в памяти все подробности случившегося. Не упустила ли она чего-нибудь? Она опять и опять вспоминала все мелочи того дня — и предыдущего тоже. Вероятно, важно было и то, что вору было настолько наплевать на лошадей, что он даже не потрудился поставить их по отдельности. Разбитая голова, которая вовсе не была разбита… Час, в который произошла кража… То, что в ту ночь Лахлану было так нехорошо, — и почему это так получилось… Очевидная ложь Эйблза — очевидная для нее и Лахлана…
Тут ей пришла в голову мысль, над которой она прежде не задумывалась: Эйблз, человек из простонародья, посмел обвинить лорда — пусть даже и шотландского. Совершенно невероятно! Люди вроде Эйблза на такое не идут. Скорее всего кто-то велел ему это сделать. Кто-то, кому не страшно обвинить лорда… Может быть, другой лорд?
— Эй, в чем, собственно, дело?
Двое лакеев ввели в комнату Эйблза. Они явно не объяснили ему, почему он понадобился герцогине. Вид у него был встревоженный — возможно, вполне естественная реакция, только вот если бы ему нечего было бояться, то более уместным было бы простое любопытство. Меган улыбнулась, чтобы его успокоить.
— Спасибо, что пришли, мистер Эйблз. Мы вас надолго не задержим, только зададим несколько вопросов и кое-что проверим, а потом вы сможете вернуться к работе.
— Вопросов?
— О краже.
Он сразу же насторожился:
— Разве я мало отвечал его светлости?
— Уверена, что достаточно, но мой муж в тот момент был очень расстроен. Ведь раньше из Шерринг-Кросса лошадей никогда не крали. Так что он мог что-то упустить. Например — какие именно слова произнес лорд Макгрегор, когда вы узнали его голос?
— А… Я толком и не припомню, ваша светлость.
— Постарайтесь, мистер Эйблз. Он разговаривал с кем-то еще, или сам с собой, или, может быть, с лошадьми, которых крал? Он бормотал, или кричал, или…
— Нормально говорил, вот почему я легко узнал его голос, — ответил Билл, немного осмелев.
— Очень хорошо. И что же он сказал? Не торопитесь, мистер Эйблз, можете подумать, если надо. Нам очень важна точность.
— Какая разница, что он сказал? Я проснулся от шума, пошел взглянуть, в чем дело, и услышал, как этот шотландец разговаривает… И тут же получил по голове.
— Да, все очень просто — только он ведь мог разговаривать с сообщником, мог даже назвать его по имени.
Или вы могли плохо расслышать, кто именно говорит. В конце концов вы только что спали крепким сном. Может, вы не до конца проснулись, когда услышали тот голос?
— Прошу прощения, ваша светлость, но я знаю, что я слышал. Это был голос шотландца Макгрегора. Ошибки тут нет.
— Значит, вы узнаете его голос, если снова услышите? — небрежно спросила Меган.
— Конечно.
— Прекрасно. И чтобы у нас была полная ясность, не скажете ли вы мне, который из голосов, что вы сейчас услышите, принадлежит Лахлану Макгрегору?
— Каких голосов? — нахмурился Билл. Меган кивнула одному из слуг, который открыл дверь в соседнюю комнату. За дверью никого не было — только изящная мебель, какую обычно ставят в аристократических спальнях.
Кимберли едва заглянула в комнату: она пристально наблюдала за Биллом Эйблзом, который нахмурился сильнее. Он все еще толком не понял, что происходит и чего от него требуют. Но когда из соседней комнаты раздался первый голос, глаза у него округлились, и он смертельно побледнел.
— Это меня ты слышал, парень? Если да — так прямо и скажи.
— Или, может, это был я, а? Не боись. Мне случалось слыхать вещи похуже — так что больше я ничего, видно, и не скажу.
— Или, может, ты слышал меня, паренек? Признаюсь, я люблю лошадей — и по голове могу ударить.
— А может, это был я, парень? Угу, голос у меня отменный, все так говорят. Раз услышишь — не забудешь.
Кимберли и сама изумилась тому, насколько по-разному звучали голоса четырех мужчин, — интонация и акцент были очень непохожи. Ни один из них не похож был на остальные, так что Билл Эйблз должен был бы без труда выбрать третий голос, принадлежавший Лахлану, — если только он прежде его слышал.
Но конюх замер на месте, широко открыв свои огромные глазищи; на лице явно отражался страх. И он ничего не говорил. Кимберли решила, что само его молчание можно считать признанием вины: он знал, в каком положении окажется, если сделает неверный выбор!
Видимо, Меган тоже это поняла. С торжествующей улыбкой она спросила:
— Ну, мистер Эйблз, который голос вы узнали? Который голос вы слышали в конюшне как раз перед тем, как вас ударили?
