Придерживая одеяло рукой, я сел. Троица японцев тут же поклонилась мне. Причем девушка и врач сделали глубокий поклон, прижав руки к татами и коснувшись пола лбом, самурай — тоже отдал низкий и почтительный поклон, но все-таки менее фундаментальный, чем у соседей. Вот за что я люблю японские ритуалы (хоть и ругал их раньше), так это за информативность. Взять те же поклоны. Сразу видно, кто альфа-самец, кто кому обязан или выше по статусу. Ну что ж, пора расставить все точки над «i».
— Кто вы и где я? — спросил я после короткого ответного поклона.
Троица тревожно переглянулась.
— Господин, а вы разве не помните, кто мы? — Седой самурай ожидаемо взял инициативу поддерживать разговор на себя.
— Представьте себе, что нет. — Этот средневековый театр уже начал меня раздражать.
Еще один безмолвный обмен взглядами. В глазах прекрасной японки появились слезы. Вот только женских слез тут не хватало.
— Господин, а вы помните, как вас зовут? — вступил в беседу врач-колобок.
— Что за глупые вопросы, конечно, я… — И тут мой взгляд упал на желтоватые, жилистые руки, которыми я держал одеяло. Ступор. Неужели… я откинул одеяло. Боже, я все еще в теле японца. Меня повело в сторону, но девушка успела подхватить меня с одной стороны, а доктор — с другой.
— И ничего страшного, все в порядке, так бывает, — зачастил врач, — после ушибов головы люди, бывает, теряют память. Это временно, это пройдет. Сейчас мы сделаем настоечку на чернокорне, поставим иголочки…
Девушка тем временем взяла колокольчик, что лежал рядом с ней, и позвонила. Сёдзи открылась, и я увидел с обеих сторон дверей бритые лбы двух самураев.
Быстрый взмах веером:
— Позовите мою служанку Юкки! Пусть принесет чаю. Скорее же!
Тем временем седой придвинулся ближе ко мне и заглянул в глаза:
— Господин, вы совсем ничего не помните?!
— Где я? Какой сейчас год? Кто вы? — На меня в очередной раз накатила тошнота и слабость. Хотелось лечь и закрыть глаза.
— Меня зовут Симодзумо Хиро, — представился самурай. — Я генерал и хатомото
[12]
армии провинции Сатоми. Вы находитесь в столице Сатоми — крепости Тиба. Сейчас пятый месяц сацуки седьмого года Тэнмона.
Очень информативно, просто зашибись. Однако если с местным летосчислением — полный пролет, то месяц сацуки показался мне знакомым. Где-то я уже слышал это название. Сацуки, минадзуки… В моей голове щелкнуло, и я вспомнил. Первую неделю пребывания в Японии банк «Мицубиши» оплатил несколько экскурсий по Токио для иностранных стажеров. Императорский дворец, сад Хаппоен, буддийский храм Асакуса — галопом по Европам, однако некоторые факты в моей памяти отложились.
Гид совершенно точно упоминал, что в Стране восходящего солнца деление года на двенадцать месяцев изобрели параллельно с западной цивилизацией. Однако старый японский календарь отставал от европейского на один месяц. Как известно, летом в Японии — сезон дождей. Однако июнь — минадзуки — называется месяцем без дождей. И это странно. Но ничего странного, если сдвинуть все на месяц вперед — на июль-начало августа, когда дожди действительно заканчиваются. До минадзуки идет сацуки — месяц посадки риса. Что, собственно, я и наблюдал в окно замка. Значит, сейчас июнь. Теперь место. Название провинции мне ни о чем не говорило, а вот в городе Тиба я бывал. Вернее, не в самом городе, а рядом. Моя первая «детская» попытка наладить взаимоотношения с коллегами по банку — коллективная поездка в местный Диснейленд. Японцы просто обожают детище Уолта Диснея, а расположено оно на границе Токио, рядом с префектурой Тиба. Фу… мысленно вытер пот со лба — я все еще на главном японском острове Хонсю. Я на Земле. Что-то начинает проясняться, но как объяснить весь местный средневековый антураж? И мое новое тело?! Я кивнул самураю продолжать.
Симодзумо Хиро тяжело вздохнул и продолжил свой рассказ.
С его слов выходило, что я — двадцатитрехлетний Сатоми Ёшихиро, сын дайме Сатоми Ёшитаки, подло убитого три дня назад. Убили моего «папу» самураи Норикаты Огигаяцу, дайме соседнего клана. Мы с отцом и охранниками ехали с соколиной охоты, когда из леса выскочила полусотня всадников с яри, то есть с копьями, и первым же ударом вырезала немногочисленную охрану. Отец с уцелевшими бойцами остался прикрывать мой отход, но я по молодости и глупости полез в схватку, получил удар копьем в шлем. Наконечник копья пробил защитную пластину и срезал кожу на виске. Спас Сатоми Ёшихиро охранник, который смог вытащить «мое» тело из боя.
— Дайте зеркало, — хриплым от волнения голосом попросил я.
Девушка еще раз позвонила в колокольчик и отдала приказ. Тем временем в комнату зашли две служанки. Одна пожилая, перевязанная широким красным поясом поверх кимоно, вторая — молоденькая. Обе с подносом. Они поклонились, быстро расставили пиалы, чайник, миски с едой, в которой я узнал традиционную сырую рыбу, соевый соус, рис, морскую капусту, еще какие-то блюда. Врачу подали отдельный чайник, в котором был кипяток. Тот сразу начал крошить туда лекарственные травы из своих мешочков и конвертиков, помешивая деревянной палочкой. Я почувствовал сильный голод вместе с жаждой и накинулся на еду. При этом я старался есть неторопливо, так как знал, что японцы ценят терпение и сдержанность. Тем более что восточными палочками быстро не поешь. В тупик меня поставил суп из морепродуктов. В японских ресторанах я обычно просил ложку. Что же здесь делать? Помявшись, я выпил из пиалы жижу, а твердые кусочки сгреб палочками сразу в рот. В чайнике оказался зеленый чай, который пришелся очень кстати. Мою попытку налить себе самому в корне пресекла «жена». Пока я ел и пил, замковые самураи внесли в комнату зеркало. Это оказался лист полированной бронзы. Я вгляделся в себя «нового». Широкоплечий молодой парень. Рост — примерно метр семьдесят. Узкие карие глаза, широкий выбритый лоб, небольшая косичка из черных волос. Волевой подбородок. Ни усов, ни бороды. Я провел рукой по щекам — щетины тоже нет, хотя, если верить генералу, мое тело три дня пролежало без сознания.
— Как вас зовут? — Я слегка поклонился в адрес девушки, после того как самураи унесли зеркало.
Мой вопрос вызвал слезы искреннего горя, но японка быстро справилась с собой. Справа от меня сидела жена, Тотоми Сатакэ. Уже три года как мы «расписаны», и у меня есть сын — Сатоми Киётомо. Мальчику два годика. Я прошу его привести, а тем временем выжидательно смотрю на толстяка. Врача зовут Акитори Кусуриури, причем Кусуриури — по-японски аптекарь. Он был вызван в замок вчера вечером лечить сына дайме от раны головы. Акитори — аптекарь высшей категории, то есть имеет право вести врачебную практику.
