— Скорее теоретизирую. Я не хочу, чтобы мой старший торпедист попал в свиту Индры.
— Энергетика не находится в прямой корреляции с генетикой, — ответил Майер. — Это, кстати, интереснейшая тема. Но это тема будущего. Сейчас мы пока что научились локализовывать текущее поле времени, правда, пока что на микроуровне. Смысл в том, что вы находитесь в своем привычном временном поле, вся ориентация сохраняется, не нужно никаких особых усилий. Как только я смогу это делать для десятков и сотен людей — мы сможем эвакуировать всю Германию! А то меня очень беспокоит будущее Швабенленда. Вы-то, сударь мой, можно сказать, счастливчик! (Он кивнул в сторону Вероники.) У вас — семья, а остальным приходится кататься на остров. Ну и, конечно же, этнический состав… тоже, в общем, не очень хорошая идея… Иначе для чего все эти титанические усилия? Чтобы ценнейший генофонд разбазарить на фу-фу? Я хочу попробовать переправить кого-то из бывших воспитанниц BDM, может, не все еще попали под русский или американский каток?
— Я бы очень хотела когда-нибудь путешествовать с помощью «Ипсилона», — мечтательно скзала Вероника. — Это так здорово! Я хотела бы посетить Сурабайю. После войны мы обязательно туда поедем. Ты покажешь мне вулканы…
— До Сурабайи я вас не доброшу, — вздохнул Майер, обращаясь к Ройтеру. Вероника случайно переключила его мысли на работу. — Но немного помочь, сэкономить как минимум пару недель — вполне.
— Как же я устала ждать… — Вероника уткнулась в его плечо, когда сосед покинул их. — Я все время жду и жду, я ждала Дитриха — он всегда был на службе. Я ждала тебя, когда ты был в походах, я ждала тебя, когда ты ушел, и опять ждать… Я сойду с ума… Нет… Надо взять себя в руки… Бог не дает испытаний не по силам. Я должна это выдержать.
— Скажи, пожалуйста, — вдруг спросил Ройтер. — А тебе твой бог помогает? Ты постоянно к нему обращаешься… Что это дает тебе? (М-да, глупость какую-то спросил… «Скажите, а какие качества призвана развивать в личном составе эта книга»… Где сейчас этот паренек? В лагере? Погиб? Покалечен?)
— Конечно! — воскликнула Вероника — Я же никогда не бываю одна! Со мной все время Он… Попробуй поверить, и ты поймешь, что это дает силы жить. Вот тебе что дает силы?
Ройтер задумался. О чем он думал, когда шел на англо-американскую эскадру? Он думал о ней… Не о Веронике, не об Анне, нет. Это было какое-то всемирное существо, женского пола, включающее в себя всех, и Анну, и Веронику, и даже Эрику с ее подружками… Это было… это было существо, воплощающее любовь… Богиня любви? Венера?
— Ой! — взвизгнула Вероника. — Только не надо упоминать демонов!
— Ну я не знаю… Иисус Христос с Буддой мне точно не мерещились…
— Жаль, что ты не можешь верить, — грустно сказала Вероника.
— Знаешь, я вот чего никак не могу понять… Вот я никогда не возьму на себя обязательства, которые не смогу выполнить, а вы (он сделал руками круг, так что не очень было понятно кто), вы все берете обязательства, не выполняете, идете прощения просить, опять срываетесь. Ерунда какая-то… Ты или делай, что обещал, или не давай обещания, в том числе и богу…
— Ну правильно, — перебила его Вероника. — Конечно, я так и думала. Ты воспринимаешь это как присягу. Ты долгом живешь, ты — военный. А это не присяга… (Она подняла на Ройтера грустные серо-голубые глаза.) Это — любовь. Ладно, я буду молиться, я упрошу Господа, чтобы отпустил тебе все…
Глава 19
ВЕЛИКИЙ MAC-MAC
Если рыба захочет, вода уступит.
Японская пословица
Если вы, сударыня, и дальше будете так молиться, то на месте Бога вас бы следовало отправить в штрафбат! Нечто подобное промелькнуло у Ройтера в мозгу, когда раскаленная лодка плюхнулась в воды Индийского океана. В лагуне, на мелководье, да еще прямехонько перед французским фрегатом. Здравствуй, Занзибар, твою мать!
Майер предупреждал, что координаты очень приблизительные. можно ошибиться на несколько сот метров, а то и километры, и выбрали место, где нет ничего. Но вот надо же так получиться — плюх! — и в лапы противника! Это даже не смешно.
Такое вот появление из ничего немецкой подводной лодки, да еще такое шумное и эффектное появление, шокировало французов. Некоторое время оба корабля не понимали, кто же кого атакует и кто же кого берет в плен. Собственно, если вот так — хлоп! — вам лодка, то почему через секунду не будет 2 раза хлоп, и вам эсминец, а там и крейсер? Разработчики чудо-оружия, ой, были правы! Эффект появления боевой единицы из ниоткуда — великая вещь. Хуже было то, что у лодки не было, как у «Бисмарка», терминала обратного прыжка. Силовая установка линкора могла создать нужный импульс, они — нет! Это походило на дежавю, залив Ла-Плата, только теперь с французами. Погружаться было некуда. Предстояла артиллерийская дуэль с корветом. 4 зенитных ствола против 125-мм калибра фрегата… Дистанция 800 метров. Унтерхорст погиб. Чуда не будет. Единственный шанс спастись — это атаковать самим, причем не просто атаковать, а брать французов на абордаж. С близкого расстояния они не смогут применить свои стволы, а мы уж как-нибудь… Немцы сработали быстрее. Зубофф довольно быстро вывел лодку из зоны поражения орудий, но не будем забывать, что сближение с корветом — тоже не панацея, он ведь может таранить. А подлодка нет. Нам, видимо, всем уготована судьба погибнуть именно в этой проклятой точке Земли. Два года назад мы потеряли здесь старпома. Теперь пришли остальные.
Группе захвата, возглавляемой Сицилийцем, удалось сделать невозможное — захватить плацдарм на юте, забаррикадироваться в надстройках и завести партию в патовый эндшпиль. Теперь бой уже шел с применением стрелкового оружия и подручных средств. Большего в подобной ситуации добиться было нельзя. Слишком неравные силы. Марченко с несколькими матросами попытался прорваться в машинное, но был ранен, а его группа оказалась блокированной. Это уже называется «увязли», как в Сталинграде. Но время работало на французов. У них была исправна рация, и в любую минуту могла подойти подмога. Так что тянуть время не стоило.
Стоя на мостике и, можно считать, руководя боем, хотя, конечно же, это было никакое не руководство, а больше создание видимости, Ройтер вдруг боковым зрением обнаружил, что из прибрежных плавней вышли несколько дикарских парусных лодок и, ловко поймав ветер, стали разворачиваться в атакующий порядок на корвет.
— Черт знает что! — выругался Зубофф — Еще только дикарей нам тут и не хватало!
— Согласен с вами, коллега, — отозвался Ройтер. — Только вот для дикарей они что-то слишком уж хорошо разбираются в морском деле…
Его мозг пытался войти в боевое состояние, поймать какие-то информационные потоки… Что-то должно быть… Это так близко… Ну же!.. Мутное облако в сознании никак не хотело приобретать узнаваемые черты, но появилась уверенность — сегодня мы точно не умрем. Не в этот раз!
* * *
Филипп Унтерхорст допустил оплошность, за которую ненавидел себя. Он слишком рано отвязался от лееров ограждения и был мгновенно смыт за борт. Он прекрасно плавал, но плыть в таком кошмаре было невозможно. Верх-низ, право-лево, все смешалось. Вода заливала глаза. Осмыслить, где он и что с ним, жив ли вообще, было почти невозможно. Оставалось полагаться лишь на спасательный жилет и на чудо. То, что это именно оно, старпом понял, когда ощутил под спиной что-то твердое. Его пнуло в спину, поволокло по каменистому берегу и могло бы разбить об эти булыжники, но жилет смягчил удар. Старпом попытался перевернуться на живот. Получалось это плохо, волна тянула его по гальке, пальцы кровоточили, но он невзирая на боль цеплялся за камни. Сколько времени прошло в этой борьбе, он не помнил, но она высосала из него все силы, и как только Филипп смог ощутить под ногами почву, он тут же упал. Очнулся старпом от нестерпимого холода. Одно было несомненно прекрасно — он как минимум жив и находится на суше. На острове, на столь маленьком острове, что он не занесен на немецкую военную карту.
