— Ну да, выглядит это так… Мы им пленных возвращаем сейчас. А уран — потом.
— Да как-то это все выглядит… не очень… может, наших зэков отправить или НКВД?.. Такой троянский конь…
— Надо, конечно, все эти предложения покрутить… Это еще не все! Поднимался вопрос, как перспектива, что сдать в аренду один из фортов под научную станцию. Ну и ракетные технологии у них, конечно… К нам в Капустин Яр, получается, попали какие-то недоделки.
— А что американцы?
— Ну что? Раны зализывают… Наваляли им фрицы по первое число…
— А ты вроде и рад как будто?
— А чего? Нам же лучше. С этими-то, что в горе, уж как-нибудь мы справимся. А вот с теми, — он махнул рукой в сторону американской эскадры, — еще как попотеть придется, так что враг нашего врага получается нам… друг…
— Ну ты, братец, конечно, дал, фашистов в друзья записал… Где бы мы сейчас были, если бы не война? Наверное, уже бы Луну осваивали.
* * *
— Ну, у вас и здоровье, дорогой мой, — восхищался Майер, — выдержать поле Z больше часа! Вас теперь можно будет перемещать самого по себе! Как вы себя чувствуете-то?
— Спасибо, куда лучше, чем двое суток назад. Вот только нога, как свинца в нее налили. Вы говорили — мозг, а тут нога. Какая связь?
— Я потом объясню, какая связь, — встрял Карлевитц. — самая прямая.
— Ладно, оставляю вас, — откланялся Майер. — Мы пока еще не победили. Только отбились. Вторая атака может оказаться серьезнее. Они могут и атомную бомбу применить.
— Наконец-то я смогу о тебе заботиться, — сказала Вероника, как только мужчины ушли. — Ты ведь мне никогда не давал такой возможности. Я так счастлива. Я никогда и нигде не была так счастлива, как здесь, во льдах.
— Это точно, — улыбнулся Ройтер, — ты здесь звезда… — Он провел рукой по ее волосам. — Иногда я даже начинаю тебя ревновать.
* * *
27 февраля «Тайгеркэт», на котором адмирал Бэрд летел на восток, чтобы отыскать и сфотографировать аэродромы, на которых предположительно базировались немецкие «Ханебу», подвергся внезапной атаке двух истребителей П-63 с красными звездами на крыльях. Прострелив адмиральскому самолету один двигатель, они вынудили его к посадке на ледяное поле. Через несколько минут на то же поле сел транспортный Ли-2 с десантниками, которые не более не менее как взяли прославленного адмирала в плен. Русские отнеслись к Бэрду со всем благодушием и добросердечностью, на какую только были способны по отношению к бывшему союзнику. Красная и черная икра, водка «Столичная», любимые самим Сталиным папиросы «Герцеговина-Флор» — все это было предоставлено американцу в избытке, но он также честно был предупрежден и о том, что если президент Трумэн не пойдет на мирные переговоры, то адмирала придется самым натуральным образом… ликвидировать, да так, чтоб все концы в воду. Разбился, и точка. Ищи-свищи в Антарктиде-то… Получив соответствующие заверения, русские отпустили адмирала с миром и даже снабдили в дорогу гостинцами. В «Записках», вышедших позднее, адмирал описывает этот случай и приводит некоторые фамилии своих высокопоставленных русских «приятелей» — Иванов, Петров, Сидоров. То же самое, как если бы всех немцев звали Мюллер и Шульц. Люди, знакомые с историей полярных исследований в СССР, тем не менее угадывают в них личности контр-адмирала Папанина и генералов Каманина и Ляпидевского.
Немцы предложили хороший выкуп за русское невмешательство в конфликт. ГПУ немедленно ухватилось за документы по вербованным генералам. Это казалось невероятным, но события июня 41-го не оставляли сомнений — многое из предъявленного соотносилось с фактами и объясняло причины катастрофы. Не хватало только ключика — и вот этот ключик появился. Причем было ясно, что немцы слили далеко не все. Но самым ценным были, конечно же, готовые ядерные заряды — они были не столь мощные, сколь американские — но Курчатов пока не мог предложить ничего, а война могла начаться уже завтра. Немцы обещали уран, причем уран отменного качества, да и просто присутствие СССР в Антарктиде при условии вооруженного нейтралитета уже открывало большие перспективы.
Русская сторона решила сделать ответный жест. Из плена были освобождены некоторые инженеры. Их скоро доставят в распоряжение Папанина на судне снабжения «Звезда». Вероятно, также немцы заинтересуются документацией по «Корсару», поднятому со дна бухты в Люйшуне.
Глава 22
УТЕС СЧАСТЬЯ
Мы были там, — мне страшно этих строк, —
где тени в недрах ледяного слоя
сквозят глубоко, как в стекле сучок.
Одни лежат; другие вмерзли стоя…
Данте Алигьери «Божественная комедия» (песнь 34, 10–13)
Холодные волны бились о подножие гранитного утеса, величественно выступавшего из-под ледяных шапок. Вершина его была абсолютно плоской. Здесь во время последнего боя размещался пост дальномерщиков. Сейчас дальномерщики переместились выше по ледяной горе, а здесь осталась просто голая, открытая всем ветрам площадка. Ройтер стоял на этой площадке неподвижно. Ледяной колючий ветер трепал его полушубок, заставлял придерживать шапку. Но штурмбаннфюрер пристально смотрел вдаль, как будто ожидал там увидеть что-то. — Что? Так он когда-то стоял на мостике в ожидании, что вот-вот сквозь мрак грозовых туч и туманную мглу покажутся сполохи маяков Вильгелмсхафена. Маяки не показывались. Видимо, их уничтожили союзники. Но Ройтер уже готов был бы увидеть покореженные пустые остовы башен, развороченные, вздутые, разорванные по швам терминалы нефтебазы. Какая бы она ни была — это была его родина, его берег, и к нему он должен был бы рано или поздно причалить. Моряки не бывают дома подолгу, но всегда возвращаются. А эта одиссея сулила затянуться… В 26 лет он покинул страну, которая его вскормила, покинул для того, чтобы принести славу и величие этой стране. 3 года без малого во Франции, почти год в Сурабайе, теперь вот Новый Швабенланд. И вроде бы это тоже Германия, тоже Рейх. Единственная земля немцев, не попранная врагом… Но что его может держать на многострадальной родине? И где теперь эта родина? Где его Анна? — Она где угодно, но точно не там. Вероника? — она здесь, вместе с ним, в изгнании. Маленький домик на окраине Фленсбурга? Да, пожалуй это единственное, что может звать туда. Но мать он не видел уже больше чем 3 года и понятия не имел, что с ней. Уже и дома может не быть, и никого из его немногочисленных обитателей. Да и встретятся они? Как она это переживет? Один раз она уже похоронила сына. Похоронила героем. Теперь ему нужно воскреснуть. Кем? Изгоем? Для чего? Для того, чтобы быть немедленно схваченным англичанами и расстрелянным как военный преступник? Так, по крайней мере, для нее он герой, выполняющий особое задание фюрера… А конца этому заданию не видно. Мне 31 год. У меня за спиной чудовищная война с множеством подвигов, боли и ненависти. У меня за спиной потеря семьи, любимой женщины, единственного ребенка. Что меня держит на этой земле? Почему я все еще не сижу рядом с Иоахимом за пиршественным столом Вотана? Нет ответов. Только шум моря в 30 метрах под ногами, свист ветра и треск ледяных игл о ледяные утесы. На мгновение он как будто отключился. Но только на мгновение. Вдруг неизвестно откуда на площадке вырос Зубофф. Он был заметно смущен, поскольку не ожидал увидеть командира здесь и уж совсем не хотел нарушать его одиночества. Ройтер понял. Он собрался уходить и показал, что оставляет это место за первым помощником. Видимо, Ройтер был не один, кто приходил сюда со своими мыслями. Командир, проходя мимо, похлопал по плечу старпома. «Теперь его вахта», — усмехнулся Хельмут. Этот русский, так же как и он, мечтал разглядеть в туманной дымке родной берег, от которого их отделяло 15 тысяч миль. Да… Все-таки эти русские совсем не то же самое, что мы, немцы. Но в чем эта разница, Ройтер никак не мог понять. Вот вроде бы сидит этот парень напротив за столом, за стаканом хорошего шнапса. Такой же белобрысый, голубоглазый… И разницы-то вроде никакой. Но вот смотришь на него и понимаешь, что и ничего общего между нами ведь тоже нет. А сколько миллионов наших полегло на полях этой странной страны в бессмысленной и жестокой войне… Сколько их солдат лежит между Одером и Вислой. А этот вот здесь. И верит ведь в то, что взойдет солнце и над его Россией. Солнце, закатившееся почти 30 лет назад. Жизнь целая! А я жду всего лишь два года…
