«Экий человечище! — отстранённо, как бы вчуже подумал Кирилл. — На борца похож…»
Юрковский, ухмыляясь, указал на Авинова. Семён повернулся к Кириллу всем корпусом и замер, окаменев этакой живой глыбой.
В следующую секунду всё пришло в движение.
Верёвка, стягивавшая запястья штабс-капитана, лопнула. Нащупав браунинг, ухватившись за него непослушными пальцами, Авинов с трудом поднялся на ноги.
— Кончай его, Семён! — крикнул он. — Я это, я! Эфенди!
Горбунков развернулся косолапо, по-медвежьи, шлёпая ладонью-лопатой по лакированной кобуре маузера.
Чисто выбритое лицо Юрковского мигом приняло загнанное выражение.
— Чё вытаращился, контра?! — проорал Кирилл.
Взвизгнув, Виктор сунул руку за наганом.
— Стоять! — рявкнул Семён. Воронёный маузер смотрелся игрушкой в его лапище.
— Да куда ты целишься, дурак?! — заорал Юрковский. — Эфенди — это я!
— Ещё один! — воскликнул Авинов, разминая онемелые пальцы. — Двоим нам тесновато в этом городе… Стреляй, Горбунок!
Тот, набычившись, сверлил взглядом то одного Юрковского, то другого. Вслед за зрачками двигалось и дуло «девятки».
Первым не выдержал Вика — зашипев, словно от боли, он схватился за рукоять нагана, торчавшего у него за поясом, одновременно приседая. Выстрел из маузера слился с револьверным. Семён промазал, а вот Юрковский попал — пуля вошла сообщнику в рот, вышибая на стену кровавые сгустки. Человечище с грохотом упал навзничь.
Наган дёрнулся в сторону Кирилла, но браунинг первым сказал своё веское слово.
Смертельно раненный Виктор рухнул на колени, вяло водя ладонью по мокнущему красному пятну на груди, роняя револьвер.
— Ненавижу… — захрипел он, булькая кровью. — Не…
Авинов стоял недвижимо, будто закоченев. Рука его до боли сжимала рубчатую рукоять пистолета.
— Эфенди умер, — пробормотал Кирилл. — Да здравствует Эфенди…
Юрковский остался один.
Глава 21
СТАВКИ СДЕЛАНЫ
Сообщение ОСВАГ:
Северная Добровольческая армия под командованием генерал-лейтенанта В. Марушевского перешла в наступление в Олонецком направлении, овладев Петрозаводском. 6-я армия РККА в беспорядке отступает.
Части дивизии генерала С. Маркова стремительно продвинулись на территорию так называемого Королевства Финляндии, овладев городами Каяна, Тавастгус, Кристинсстад, Сердоболь, Николайстад (Ваза). Сенат Финляндии в полном составе посажен под домашний арест. Охранные отряды сдаются в массовом порядке, разрозненные части финских егерей продолжают оказывать сопротивление.
Одновременно с сухопутной проводится морская операция — Белый флот на пару с союзным подавил Рейхсмарине
[141]
и высадил десант в Улеаборге, Або и Мариегамне. Особо отличился экипаж линкора «Императрица Мария», этой осенью впервые вышедшего в море после позапрошлогодней диверсии.
Товарищ Сталин сразу упылил в Москву, а Конармия ещё неделю моталась по степи, разыскивая белоказаков. Вот только Мамонтов почему-то не стал дожидаться будённовцев — ушёл за линию фронта. Тогда Ворошилов вернулся и отомстил как следует жителям Тамбова. Всё им припомнил — и хлеб-соль, и «братиков», и тех горожан, что ушли с белыми, сбив Офицерский полк, и слободских, составивших полк Крестьянский. Да только тамбовцы были уже не те, нынче у них был сильный защитник — Токмаков, ночная власть в городе, а по губернии и вовсе круглосуточная.
В Тамбове, Борисоглебске, Кирсанове спешно окручивали колючей проволокой концлагеря на пятнадцать тысяч душ. Днём Ворошилов и вернувшийся предгубисполкома бросят людей в лагеря, а ночью повстанцы придут, вертухаев перережут и всех выпустят.
На свету некий ярый «снегирь»,
[142]
начальник милиции, расстреляет спекулянта, менявшего на хлеб часы-«кукушку», а по темноте его самого повесят на Частной улице.
[143]
Виси, мол, качайся в назидание!
Авинову пришлось туго. Крестьяне-повстанцы не складывали оружия, они продолжали бороться против Советской власти — и за свою жизнь. Кремль объявил их бандитами, подлежащими истреблению за разбои и грабежи. Четыре бронепоезда утюжили пути, обстреливая леса химическими снарядами, аэропланы бомбили сёла и деревни, чоновцы расстреливали всех подряд, «от старца до сущего младенца».
[144]
И антоновцы, то бишь токмаковцы, приспособились — они развинчивали рельсы, цепляли их концы упряжками лошадей — и разводили «усами». Уложить обратно рельсы, согнутые в дугу, было нельзя — и пару дней в округе стояла тишина, «бепо» пройти не могли. Однако и пассажирские составы тоже простаивали.
На перекладных, то и дело пересаживаясь с поезда на подводу, с подводы на грузовик-попутку, Авинов добрался-таки до Белокаменной.
Голодный, злой, невыспавшийся, Кирилл первым делом позвонил Сталину из какого-то большевистского присутствия и доложился:
— Товарищ Сталин, Юрковский прибыл.
— Очэнь хорошо, товарищ Юрковский, — ответил глуховатый голос наркомнаца. — Ви в Москве?
— Только что с вокзала.
— Хорошо, товарищ Юрковский, отдыхайте. Вечером ви мнэ понадобитесь.
Послушав гудки и скорчив рожу, Авинов тут же дозвонился до «Буки 02»:
— Дядь Петь, картошки я накопал («Задание выполнено»).
— Гнилой много? — поинтересовался «Буки 02» («Без происшествий?»).
— Да не…
— Ну это дело надо обмыть! Выпивка за мой счёт. Первачок! («Встречаемся на Патриарших прудах. Есть задание. Это важно!»)
Честно говоря, Авинов был разочарован. Обычно Буки говорил не «обмыть», а «отметить» — и встреча проходила в «Подполье», где можно было хоть поесть по-человечески. И на тебе…
