Западный фронт откатился где на полтораста, а где и на все двести вёрст, пройдя по линии Псков — Новгород — Петрозаводск.
Кирилл с Елизаром Кузьмичом и Алексом перешёл его в районе Малой Вишеры. Сторонясь Николаевской железной дороги, они обошли опасные места по болоту Спасский мох.
Близилась середина ноября, и «прогулки пешком» в глуши Новгородской губернии могли сказаться на здоровье. А посему Авинов «экспроприировал» в ЧК по розыску и учёту военного имущества крепкую подводу, запряжённую смирным и покладистым мерином. На ней и отправились в путь.
Ночами грелись у костра. Когда кончились прихваченные консервы, Исаев подбил глухаря.
Так и добрались до Бологого, где и пересели на поезд… Но первым делом Кирилл сбрил бороду и постригся.
— Сразу видно — комиссар! — оценил Исаев.
— Не трави душу, Кузьмич… — вздохнул Авинов.
Чалдон, посмеиваясь, полез в переполненный вагон, огрызаясь на недовольных. Пропустив вперёд себя «Лампочку», Кирилл протиснулся следом.
Отвоевав нижнее место на троих, штабс-капитан с облегчением выдохнул.
— Слыхали новость? — сказал он. — На той неделе в Германии случилась революция, кайзер Вильгельм бежал в Голландию, а генерал Людендорф — в Швецию…
— Так немцам и надо! — позлорадствовал Кузьмич.
— …А два дня назад в Компьенском лесу Антанта заключила перемирие с Германией.
[183]
— Вот это здорово! — воскликнул Алекс.
— Ты так думаешь? — мрачно спросил Кирилл. — Этой зимой немцы начнут покидать Украину, и… — оглянувшись на пассажиров, он приглушил голос: —…И Красная Армия тут же ринется на Харьков, на Киев, в Каменноугольный район!
— Всё равно здорово — война же кончилась!
— Наша продолжается…
В Твери было много выходящих, и Авинову со товарищи достались аж два нижних места. Кузьмич умостился и мигом захрапел, а фон Лампе всё никак не мог устроиться. Сунув «сидор» под голову, Авинов прилёг, пытаясь вздремнуть по примеру чалдона, но сон не шёл. Зато мысли всякие одолевали.
Страху особого перед возвращением в Кремль он не испытывал, но до чего ж неохота! Как тому сидельцу, выпущенному из тюрьмы под честное слово. Вышел срок, пора обратно в камеру… А легко ли? Тут — воля, пьянящая, кружащая голову, дурманящая соблазнами, а там — четыре стены и небо в крупную клетку…
…Гудок паровоза разбудил Кирилла. Протерев глаза, он уставился в окно. С востока наплывали серые предместья, трубы заводов, ветвившиеся пути. Пасмурное небо навалилось сверху, пригибая унылое чёрно-белое пространство. Тёмные рельсы чертили кривые по свежевыпавшей пороше, голые деревья торчали из сугробов, задирая кривые ветви, чёрные паровозы в снежных шапках еле ворочали колёсами, тягая грязные вагоны. Москва…
