Когда Демин подошел к костру, солдаты было встали, но он остановил их движением руки:
— Сидите, братцы. Отдыхайте, день завтра обещает быть трудным.
Не желая мешать, поручик отошел в сторону и присел на траву, глядя на багровый закат и покусывая сорванную травинку. «Кровь на небесах, — подумал он, — та, что прольется завтра». Стояла умиротворенная тишина, и до слуха Демина доносились обрывки негромкой беседы солдат, сидящих у костра.
— Третьего дня, сказывали, сам Брусилов приезжал. Лазал на передовую вместе со своими штабными, выглядывал в бинокль австрийские окопы. Сухощавый такой, жилистый, шустрый, в себе уверенный. «Побьем, говорит, супостата, непременно побьем!».
— А что? Очень даже возможно. Силищу-то какую собрали… И главное дело — бомб у нас теперь в избытке, есть чем дорогу мостить пехтуре.
«Если мы не подавим австрийские пулеметы и не порвем проволочные заграждения, — размышлял поручик, — пехота наша не пройдет: поляжет вся, как есть поляжет. Значит, мы должны так перепахать вражеские окопы, чтобы оттуда некому было стрелять. Тогда стрелки дорвутся до рукопашной и повыковыривают недобитых австрияков штыками — только так. А голой грудью на пулеметы идти бессмысленно — наши молодецкие атаки четырнадцатого года оборачивались кучами трупов при почти полном отсутствии результата. Теперь-то мы ученые — после того, как кровью умылись. Да и не одни мы получили этот урок — и немцы, и наши просвещенные союзники поначалу тоже немало своих положили, когда дуриком перли в атаку в полный рост. Страшная это была наука…».
Он вынул папиросу, хотел закурить, но передумал. Посмотрел еще раз на догоравший закат, поднялся и пошел в свой блиндаж: перед завтрашним днем просто необходимо было хорошо выспаться.
* * *
Что бы не говорили, а нельзя не признать, что подготовка к этой операции была образцовая, для чего потребовалось проявление полного напряжения сил начальников всех степеней. Все было продумано и все своевременно сделано.
Брусилов А. А. «Мои воспоминания»
Юго-Западный фронт, 22 мая 1916 года
Генералу Брусилову не спалось: давало о себе знать нервное напряжение, в котором он находился последний месяц. «Все ли сделано? — в который раз спрашивал он себя, и сам же отвечал на этот вопрос: — Да, сделано все».
Прорвать мощную оборону противника, глубоко зарывшегося в землю и опутавшего все подступы к своим окопам густой паутиной колючей проволоки, очень трудно. Брусилов отдавал себе в этом отчет и поэтому требовал от подчиненных максимальной продуманности планов — любую упущенную мелочь придется оплачивать русской кровью, и еще неизвестно, не зря ли будет литься эта кровь. Весь район расположения австрийских войск был изучен с помощью разведки, причем не только наземной, но и воздушной. Аэропланы кружились над головами солдат, и те рассматривали причудливые летающие сооружения, которые были еще в диковинку. Сделанные с аэропланов фотографии неприятельских позиций были увеличены и развернуты в планы, удивлявшие русских офицеров своим непривычным видом. В рощах и лесах затаились батареи тяжелой артиллерии прорыва — огненный молот, предназначенный сокрушить австрийскую оборону. И шло по ночам окопное рытье: саперы трудолюбивыми кротами вгрызались в землю, подтягивая линии русских траншей к вражеским на двести-триста шагов и уменьшая «зону смерти», которую предстояло преодолеть атакующим.
И все время, пока шла эта кропотливая работа, сам Брусилов, его начштаба генерал Клембовский и штабные офицеры почти постоянно находились на позициях, проверяя и перепроверяя, — командующий фронтом теребил всех, от командиров полков и дивизий до командующих армиями.
Даже со всеми пополнениями Юго-Западный фронт не имел и полуторного общего превосходства над австро-венгерскими войсками эрцгерцога Фридриха, а по тяжелой артиллерии уступал противнику втрое. Для достижения успеха требовался нестандартный ход, и Брусилов его нашел.
Отказавшись от принятого в то время способа прорыва на узком участке фронта при сосредоточении на выбранном направлении превосходящих сил, главком Юго-Западного фронта выдвинул идею прорыва позиций противника нанесением одновременных ударов на нескольких участках при максимально возможной концентрации сил на одном-двух главных, заранее выбранных направлениях. Такая форма прорыва лишала противника возможности определить место нанесения главного удара и не давала ему маневрировать резервами. А наступающая сторона — естественно, при условии соблюдения скрытности, — получала возможность полностью применить принцип внезапности и сковать силы неприятеля на всем фронте и на все время операции.
Командующие армиями Юго-Западного фронта не сразу приняли брусиловский план: новое всегда пробивается с трудом. Первоначально его одобрили только генералы Сахаров и Крылов, командовавшие 11-й и 9-й армиями, затем командарм-7 Щербачев. Дольше всех упирался Каледин: его 8-й армии предстояло действовать на острие главного удара. И все-таки Брусилов сумел убедить и Каледина — убедить, а не заставить: по мнению Брусилова, успех невозможен при неверии в него главных исполнителей.
«Два часа ночи» — подумал командующий Юго-Западным фронтом, взглянув на часы, и потребовал горячего чаю: ложиться спать уже не имело смысла.
* * *
Выспаться поручику Демину не удалось: в три часа ночи русская тяжелая артиллерия начала взламывать вражескую оборону. Гаубицы, похожие на зверей, вытянувших длинные клепаные хвосты, выдыхали горячие плевки снарядов. Пехота сидела в окопах и ждала, пока огненный вал расчистит ей дорогу.
Позиции австрийцев затянуло черным дымом и закрыло сплошной стеной разрывов. Фонтаны вывороченной земли не успевали опадать, как вставали новые; земля гудела, как исполинский барабан, терзаемый сумасшедшим барабанщиком. От грохота орудий солдаты не слышали друг друга — объяснялись жестами. «Вот оно, — думал Демин, глядя в бинокль на бурую стену дыма и пыли, колыхавшуюся над вражескими окопами, — вот оно! Не иссякла еще русская сила — ломим!».
Артиллерийская подготовка продолжалась почти сутки, а на некоторых участках и сорок восемь часов, и только потом пехота пошла в атаку. Стрелки шли волна за волной через разметанные «поросятами» проволочные заграждения и засыпанные окопы, изрытые трехметровыми воронками, почти не встречая сопротивления. Молот «бога войны» оглушил австрийцев, и огневой вал сдвинулся в глубь вражеской обороны, сопровождая наступающие цепи.
Прорыв был осуществлен в тринадцати местах, в том числе и в ключевых точках, где было достигнуто двух-трехкратное превосходство. За первые три дня войска Юго-Западного фронта продвинулись в глубину на двадцать пять-тридцать километров. Части Восьмой армии 25 мая взяли Луцк и наступали на Ковель, Одиннадцатая армия продвигалась на Злочев, Седьмая — на Станислав, Девятая — на Коломыю.
Австрийский фронт трещал и рушился. Победители считали богатые трофеи, а в тыл русских войск потянулись многотысячные колонны пленных. Это был настоящий триумф русского оружия, изумивший Запад, где после «восточной катастрофы» пятнадцатого года полагали, что Россию можно уже не принимать всерьез.
