Генерал-майору Лаврову просто повезло. При советской власти он тихо и мирно трудился в Пятом отделе, почитывал запрещенные книжки, изданные «Посевом» и рукописи полусумасшедших студентов, возомнивших себя борцами за права человека. Настоящих антисоветчиков, связанных с зарубежной агентурой, среди его подопечных не было. Да и откуда им быть в тихом областном центре, не избалованном вниманием столиц? Но, конечно, приходилось бдить. Брать на заметку. Работать с комсомольскими вожаками. Ну, и вообще. Жизнь была спокойной, на майорской должности. Но вот дернул же черт — захотелось вместе с «ветром перемен» перемен и в личной судьбе. Карьеры захотелось. Живого, как говорится, дела.
В начале 90-х, когда образовалась налоговая полиция, Лавров по протекции эту полицию возглавил. Перепрыгнув через звание, получил генерал-майора. Года два поработал начальником полиции. Построил коттеджик на «Поле Чудес», обзавелся джипом, новой молоденькой женой, детей от первого брака распихал по самым престижным вузам. И в неофициальном местном «клубе генералов» стал своим. Правда, из полутора десятков генералов почти десять были такими же, как он — однозвездночными (их за глаза остальные, «настоящие» генералы называли звезданутыми): прокурор области, начальник местного УИНа, управления ГО и ЧС, начальник местного управления Минюста и прочие вполне «свадебные» генералы.
Но золотые деньки быстро миновали. Ввиду полной профессиональной неспособности (а на самом деле — в связи с вопиющими превышениями полномочий, выразившимися, как говорится юридическим языком, в систематическом получении взяток) его по личному указанию губернатора вывели из полиции на вольные хлеба.
Впрочем, хлеба оказались тоже неплохими: Лавров возглавил службу охраны «Спецавтохозяйства». Это только кажется, что у такого предприятия как «Спецавтохозяйство», кроме мусорных контейнеров на металлолом, воровать нечего. Ещё как есть чего! Одних неучтенных сборов за уборку территории накапывало столько, что все начальство, вплоть до мастеров, не бедствовало. Были и договора с коммерческими и прочими организациями на уборку, очистку стоков, вывоз мусора. Хотите поскорее? Подумайте, кому и сколько надо дать…
Служба охраны поначалу охраняла территорию, технику, а потом втянулась в «дополнительные услуги», предоставляя крышу мелким предпринимателям, которым было легче платить налом, чем отчислять грабительский налог на уборку территории или переводить деньги «за услуги».
И сегодня вот так, постыдно, закончилось первое в жизни Лаврова боевое крещение.
«Посадят теперь», — подумал он. Всё старое припомнят. И землю под коттедж, за которую уплачены копейки. И то, что строила его «своя» фирма, тоже почти даром, по липовым платёжкам. И связи с предпринимателями из криминального мира… Да много чего, если захотят, вспомнят.
Но главное сейчас — всё же мальчишка. Теперь их жизни прочно связаны. Помрёт малец — и Лаврову конец.
Рифма! Мать её так…
Он подождал у забора. Услышал, что мальчишку лишь зацепило рикошетом, нахлобучил шапку и отправился к своей персональной машине — «Волге» с тойотовским движком.
Всё происходящее почему-то казалось ему сном. Он и двигался, как во сне. Мимо сугробов, заборов, деревьев. А потом почему-то оказался между двумя рядами жителей. Это были старики и старухи в телогрейках, овчинках, старых пуховиках. Старики и старухи смотрели на него молча, и Лавров всё глубже втягивал голову в плечи, пока подбородок не упёрся в галстук. «Ну, чего вылупились? — хотелось крикнуть ему. — Развели тут волкодавов! А они на людей бросаются. Хорошо ещё, что я попался. А если бы он девочку какую перепугал? Да она бы на всю жизнь заикой осталась!»
Народ молчал. Вообще, народ был какой-то странный, сонный, не в себе. И Лавров шёл как сквозь строй. Длинный переулок, падла. Еще кто камнем запустит. И поделом, дураку старому.
Внезапно ему навстречу двинулся какой-то странноватый старик с лицом, посеченным мелкими царапинами, и в невообразимой мохнатой шубе.
Он шел прямо на Лаврова, при полном молчании окружающих и в полной тишине. Даже вороны перестали каркать. Слышно было только сопение двух охранников из команды Лаврова, — они топтались сзади.
Старик остановился в двух шагах. Лавров тоже остановился.
Молча глядели друг на друга.
И вдруг Лавров почувствовал холодок между лопаток, и волосы слегка шевельнулись под шапкой.
Аленка протиснулась между двумя военными. Над громадным, поверженным телом Джульки на корточках сидел Андрей. Рукав его куртки был запачкан кровью. Но он не плакал, и даже сопли под носом высохли. Он сидел над псиной и гладил мощный покатый лоб.
Увидел Алёнку. Потеснился. Алёнка присела рядом.
Помолчали, потом Андрей покосился на неё. Спросил сдавленным шепотом:
— Теперь-то оживить уже не сможешь?
Алёнка промолчала. Глядела в выбитый пулей, вытекший глаз Джульки, в кровавую яму на месте глазницы.
— Никто его не оживит, — тихо ответила она.
Во двор ввалились Коля-собаколов с напарником.
Постояли.
— Родители-то дома?
— Не… — ответил Андрей, не оборачиваясь. — На работе…
Собаколовы потоптались.
— Ну, тогда, значит, подвиньтесь. Мы его заберем.
— Куда? — вскинулся Андрей.
— Ну, куда… На кладбище собачье.
Андрей поднялся, вытер нос. Оглядел Колю, военных, — всех, кто набился во двор.
— А хрена вам! — крикнул звонко. — Мы сами его похороним. Понятно? Верно, Алён?
Алёнка молча кивнула.
Потом она поднялась на ноги, снова прошла мимо всех, вышла в переулок и быстрым шагом пошла к Лаврову, стоявшему вдалеке спиной к ней.
— Аленка! Ты куда? — хриплым голосом крикнула заметившая её баба. Но Аленка только упрямо тряхнула головой, — так, что слетел капюшон и разлетелись в стороны светлые косички.
Она почти упёрлась в широкую мокрую спину генерала. Ткнула его пальцем. Генерал почувствовал не сразу, — всё смотрел, как завороженный, в глаза странного старика. А почувствовав, наконец обернулся.
Увидел Алёнку, слегка удивился. Повернулся совсем, даже на корточки присел.
— Тебе чего, малявка? — спросил как можно ласковее.
— Я не малявка, — хмуро ответила Аленка. Губы у неё задрожали. — Это ты Джульку убил.
Лавров прочистил горло, растерянно улыбнулся.
— Ну, так получилось, детка. А это твой пёсик?
— Это не пёсик! — дрогнувшим голосом — вот-вот разревется, — выкрикнула Алёнка. — Он умный был! Он никого ни разу не укусил. Шутил он так: выглянет через забор, когда незнакомый человек идет, — и гавкнет. Пугал только. Он шутил так, шутил! Мы его в санки запрягали и катались по переулку. Он радовался, и мы тоже. А иногда тоже шутил: разбежится, и санки хлоп! — набок.
