– Ежели позвать Петрушу надоть – тогда вели мне в каморе фортку отпереть.
– Зачем? – удивился Комаров.
– А я в фортку свистну – Петруша и прибежит…
* * *
Разговор и впрямь вышел долгим. Сначала – при жандармах. Потом недоумевающих жандармов удалили из кабинета. И наедине разговор продолжался так долго, что караульные за дверью забеспокоились. Начали заглядывать. Увидели: Убивец мирно сидит, закинув обе ноги на стол, вместе с гирями. А Комаров расхаживает у окна, покуривая папироску.
Комаров сказал:
– Ну что, хорошо поговорили, Илюша?
– Хорошо, Ляксандр Владимирыч!
– Ну и ладно. Возвращайся в крепость и жди теперь. Насчет этой «фортки» я распоряжусь. Понял? – И Комаров позвал жандармов.
Убивца вернули в крепость, в одиночку с решётчатой дверью. И мимо этой страшной камеры по очереди, как будто невзначай, то и дело водили арестованных. Особенно часто – Леона Мирского.
* * *
ЭХО
(Записки из подполья)
ПАВЛОВСК.
13 марта 1857 года.
(за 22 года до описываемых событий).
– Я не дурак, совсем не дурак! Я правильно всё делаю, а только папенька меня ещё не может на войну брать!
Эти слова раздались из комнаты, где играли великие князья и княгини.
Гувернантки, бонны и гувернёры не сразу догадались узнать, что случилось: мальчики ведь всегда так дерзки и самоуверенны в их возрастах.
Взрослые вошли в комнату. Увидели такую сцену. Вокруг наследника, Николеньки, бегают младшие, разгорячённые, злые; показывают на Николеньку пальцами и кричат:
– Он дурак! Смотрите, – какой он дурак!
И младший, Александр, кричал особенно зло:
– Дурак! Дурак… Совсем дурак!
Цесаревич Николенька оглядел всех невидящими, полными слёз глазами. И выбежал из дверей на улицу, в яркий сине-белый мартовский сад.
Стали разбираться – и вот что выяснилось.
* * *
Мальчики всегда играют в войну и в государей. Во время одной из таких игр (семья гостила в Павловске у бабушки, «старшей» императрицы, вдовы Николая I) цесаревич Николенька, старший сын августейшего монарха Александра II, возьми да и заяви:
– Папке сейчас трудно! Очень трудно. Ему там, на войне в Крыму, вот как трудно: и из ружей стреляют, и из пушек!
Восточная война уже закончилась; но вся страна жила свежими воспоминаниями о её позорном исходе.
– А ты бы взял, да и помог бы папке! – сказал средний великий князь, Александр, подшучивая.
– Да, я помог бы! Только разве меня, такого маленького, на войну возьмут?
– А ты прикажи приказ – и возьмут! – подначивал Александр. – Ты же цесаревич!
Хотя цесаревичу исполнилось только четырнадцать, его будущее предназначение было всем известно; и детей воспитывали в духе избранности Николеньки. Вот и теперь Николенька приосанился:
– А вот возьму – и прикажу!
– Да как же тебя, дурака такого, на войну-то возьмут! – злобно расхохотался Александр. – Ты же у нас старшенький, по престолонаследию! А старших на войну не берут! Берегут их!
– И вообсе, – глубокомысленно заметила младшая, любимица императора, Мария, сидевшая на полу, – сталсый долзен дома сидеть, на тлоне.
– И вообще, – подхватил Александр, – по престолонаследию на случай войны царь у нас не царь! – Александр уперевшись руками в бока, громко захохотал.
И, видя, наконец, что достиг цели, закричал:
– Разыграли дурака на четыре кулака!.. Ну, не дурак ли?
И даже начал показывать пальцем.
* * *
После этого случая почти всех бонн и гувернанток в течение короткого времени сменили. В августейшей семье, узнав о происшествии, решили свернуть всё к обычной детской шалости, хотя и довольно злобной. Сам император во время семейного чая поманил Александра-младшего к себе, посадил на колено и, указывая на Николеньку, смотревшего букой, строго спросил:
– Кто он?
– Брат мой, – буркнул, ёрзая, Александр.
– А ещё кто? – спросил Александр Николаевич.
– Цесаревич! Наследник престола!
– А ещё? – требовательно продолжил император, не обращая внимания на протестующие жесты августейшей супруги Марии Александровны.
– Повелитель своих подданных! – почти выкрикнул Саша, соскакивая с колена; в глазах его стояли слёзы.
– Вот именно, – спокойно подытожил Александр Николаевич. – Повелитель. И твой, Саша – тоже!
* * *
Николенька родился в октябре 1843 г. И рос образованным, добрым – настоящим будущим правителем России. Но приблизительно в восемнадцать лет внезапно начал болеть, хиреть. Доктора обследовали его; поставили диагноз – скоротечный туберкулез позвоночника. Императрица с ума сходила от горя: боялась, что Николенька, гордость семьи, вырастет горбуном… Но Николенька не вырос. Он внезапно скончался летом 1865 г. во Франции, куда семья приехала на коронацию Луи-Бонапарта, не дожив и до двадцати двух лет.
Откуда взялась эта болезнь и почему так странно вдруг себя проявила – доктора расходились во мнении. Но соглашались, что болезнь могла начаться после сильного ушиба позвоночника. Например, во время гимнастических упражнений или падения с коня…
И эту загадку несостоявшийся император так и унёс с собой во французскую землю.
* * *
ПЕТЕРБУРГ.
Март 1879 года.
Лев Саввич Маков, министр внутренних дел, ощущая привычную робость, ожидал государя. Государь скоро должен был выйти из малой домовой церкви, где он молился ежевечерне. Флигель-адъютант, уже сообщивший государю о чрезвычайном происшествии, шепнул:
– Сердит.
Наконец государь вышел. От него пахло бы ладаном, если бы лицо не выражало что-то злобное и презрительное, – это было то самое выражение, которое всё чаще появлялось у него при неприятных известиях.
– Государь… Только что на Лебяжьем канале на генерала Дрентельна совершено покушение… – проговорил Лев Саввич.
Голубые, от природы навыкат, глаза императора взглянули куда-то поверх головы Макова. Потом, казалось, выкатились еще больше, взглянули прямо, дико и грозно. И внезапно этот страшный взгляд погас.
– Что? – глуховатым голосом переспросил он. – Александр Романович? Ранен? Убит?
– Жив, и даже ни единой царапины, слава Богу, – ответил Лев Саввич.
