— А что тут думать? Гнать их, и всего делов. Пущай обратно идут, в свой Красный Яр.
— А раненые? Тебе наплевать, а мне нет. Всё-таки они тоже русские, надо совесть иметь.
— Ой ли, стали бы они с тобой, Петя, по-доброму заговаривать?
— Ладно, ты чего думаешь-то?
— Раненых на струг, этих — на вёсла и в острог. Думаю, что лучше в ваш. Наш-то, поди, малой дюже. А заодно и отдарки нашего сотника отвезёшь. На струге ихнем и пойдёте.
— Так и сделаем, Афанасий, — согласился с десятником Карпинский.
У флотского мичмана из головы не выходил контур паруса, виденного им ночью на Ангаре. Значит, вверх по реке уходил на вёслах тот, кто и устроил всю эту заварушку с казаками Хрипунова.
«Двадцать один человек теперь на нашу голову. И что с ними делать прикажете? Нет, что-то Афоня заливает, тащить их всех в наш посёлок — да это просто глупо выйдет. Нет, короче».
— Афанасий, слушай. А может, всех-то не везти к нам, можно только раненых забрать, а эти пускай уматывают?
— А струг впятером сдюжите на вёслах-то?
— Нет, конечно…
— То-то и оно.
— А ведь если они сейчас пойдут, то потом сюда ещё казаков приведут.
— Петя, так то твоё дело, ты ужо сам думать должон. Как хошь, так и делай.
Карпинский осуждающе наблюдал, как хмелёвцы деловито стаскивали всё имущество красноярских казачков в одну кучу, а сам Афанасий с блеском в глазах сортировал бочонки с порохом, свинцом, одежду, запасы пищи. Пётр, оглядев своих товарищей и чужих казаков, бросил:
— Ладно, собираемся.
Раненые по большей части были основательно обожжены, несколько казаков были с ранениями от пищальной дроби, пара человек с переломами. Казаки оказались с гонором, поэтому Карпинскому пришлось, театрально вздохнув, без эмоций шмальнуть очередью у ног сгрудившихся пленников. Вид работы АК, выбивающего земляные фонтанчики у своих собственных сапог, вызвал вдруг у казаков острое желание слушать то, что говорит этот парень. Соорудили шины на сломанные конечности, всех раненых за растянутые полы одежды осторожно подняли на струг и уложили на корме поверх настеленных шкур и тряпья. Зашли в Уду за зерном, овощной рассадой и поросятами в зимовье, и кораблик взял курс на реку Белую.
Пленённые казаки гребли молча, хмуро озираясь по сторонам и, видимо, соображая, к кому они попали. Наконец один из них не выдержал:
— А вы с какого острога будете?
Державшие их на прицеле морпехи молчали.
— А воевода кто у вас?
— Помолчите, мужики, честное слово, не до вас, — ответил Коломейцев, безуспешно пытаясь настроить окончательно сдохшую пару дней назад рацию.
— Да брось ты её, Ваня, батарея крякнула.
Иван, хмыкнув, раздражённо прикрыл её брезентом. Похоже, это была последняя батарея, заряженная от генератора. Топлива оставалось лишь одна двадцатипятилитровая канистра. И всё, блага цивилизации потихоньку кончались.
Привычные к гребле казаки тянули лодку гораздо стремительнее, чем морпехи, поэтому дозорный холм на излучине реки показался намного быстрее, чем предполагал Карпинский. Тунгус же за время, проведённое в пути, был занят вычерпыванием воды, которую пускал прохудившийся борт.
Помахав руками в ответ на приветствие с холма, Пётр отметил, что морпехов и тунгусов в устье их речки собралось что-то слишком много, человек восемь тут было точно — похоже, двойная смена дежурила. Значит, ночной бой и их не прошёл стороной. Горя от нетерпения узнать, что тут было и чем вызвана увеличенная охрана устья, Карпинский ритмично выстукивал пальцами по прикладу.
У причала его ждал сюрприз: стоял струг с собранным белым парусом, а это значит, что ночное видение на Ангаре — силуэт растворяющегося в чёрном покрывале ночи светлого пятна паруса — ему не привиделось!
— Женька! Чья лодка стоит? — ещё стоя на носу причаливающего струга, прокричал Лопахину Карпинский.
В душе он боялся того, что пожаловали казаки Хрипунова, а охрана их пропустила, но также и понимал, что это невозможный сценарий — кто пустит в посёлок кучу вооружённых мужиков. Значит… Что он молчит-то?
Пётр спрыгнул на причал и подошёл к Лопахину, который высматривал казаков на прибывшем струге. Карпинский подошёл вплотную к морпеху, вопросительно кивнув на стоящий у причала струг:
— Казаки Хрипунова?
— Какой там Хрипунов, тут Вячеслав чуть с ума не сошёл! Новгородцы прибыли, а старший у них ранен тяжело. Нас собирали по группам — политику партии разъясняли. Так что, Петя, ты теперь тоже новгородец. Мне проще всего — я хоть с Новгородской области. Мои Боровичи с пятнадцатого века стоят, — зашипел, озираясь на бородачей, Лопахин.
— А ты-то сам кого притащил, что это за опалённые бороды сидят? И откуда такое плавсредство? — Женька лыбился, наматывая канат на столбик причала.
— Погоди, почему мы новгородцы, что за бред?
— А-а, с Васькой своим пообщайся, он тебе всё и объяснит, у меня всё равно не получится.
— Беги за медиками, и носилки надо — тут у меня раненых семеро. Я пока выгружаться буду. Эй, мужики, давай выгружай струг!
Глава 9
Посёлок Белореченский
Весна 7137 (1629)
В избе Вячеслава умирал старый новгородец Иван Микулич. Дарья, расстроенная до слёз тем, что не может больше помочь умирающему человеку, сидела неподалёку, кусая губы. Она сделала всё, что могла. Из приоткрытых уст Микулича вырывался лишь хрип пополам с кашлем. Простреленный бок был печальным итогом попытки проскользнуть мимо ставших на ночёвку казаков Хрипунова. Их заметили уже на порогах. Пробовали остановить на реке, взяв судёнышко на абордаж. Перерубая пеньку с закинутых на борт крюков, Иван и получил заряд дроби. Спасло их лишь головотяпство хрипуновских людей: один из раненых казаков уронил факел на стоявшие у борта ладьи небольшие бочонки с порохом, которые незадолго до этого перекинули с потёкшего бортами струга, да не успели убрать.
У топчана, где лежал Микулич, сидел его сын — Никита, молодой белобрысый парень с совершенно детским, безусым лицом. В его голубых глазах застыли слёзы, а пальцы судорожно сжимали отцовскую кисть. С момента прибытия он так и не проронил ни слова.
Новгородцы нашли искомый посёлок по примете, которую выведали в Енисейском остроге у побывавшего уже здесь в прошлом году казака, за чаркой вина казак разболтал попу Сахно примерное местонахождение посёлка и приметы местности. Белая глина опять помогла. А хрипуновские струги прошли по Ангаре дальше.
Вообще, появившиеся в начале весны в Енисейске новгородцы пришли с пополнением служилых казаков и парой чиновников из Тобольска и объявили себя подвижниками, несущими Слово Божие средь тёмных язычников, пропадающих во грехе незнания. Однако при себе подвижники имели немалый запас пороха, да свинца для трёх пищалей, да холодного оружия немало. На вопрос воеводы о немалом арсенале батюшка Александр, он же Сахно в миру, потупив взгляд, кротко объяснил о разбойных людях, шныряющих по просторам Сибири, да о туземцах, оружием отрицающих Христа. Приобретя в остроге за звонкую монету струг, отряд миссионеров в начале мая отправился вверх по Тунгуске искать посёлок заморских новгородцев.
