Сазонов понимал, что, по всей видимости, виноватыми были его дауры. Но дело в том, что этим случаем был нанесён урон репутации Албазина. Так что придётся майору самому заниматься этим делом.
— Ты только будь понаглее, но надень под кафтан броню, — говорила тогда ему Женя. — Им просто надо показать, кто старший, но не стоит разговаривать долго.
— Но и спешить не следует! — воскликнул Алексей. — C даурами ещё работать и работать.
— А зачем тебе столько воинов? Чтобы наказать одного старейшину, убившего твоих людей, не нужно большой армии. А если ты его не накажешь, пойдут разговоры, что Албазин слаб. И вообще, надо идти к устью Амура, где великое море начинается!
— Ох ты, стратег мой дорогой! Я понимаю, что ты поближе к своему народу хочешь оказаться. — Сазонов притянул жену к себе и крепко обнял. Так, как она любила. — Обещаю тебе, мы там будем, непременно будем, — прошептал Алексей.
На следующий день Сазонов, поговорив с Олегом, начал вместе с ним отбирать из даурского ополчения небольшой, по местным меркам, отряд. Набирали наиболее крепких, волевых и восприимчивых к обучению людей. Шесть десятков молодых воинов обучали ружейному бою и взаимодействию со своими товарищами в боевой обстановке. На обучение ушло почти три месяца. К середине ноября албазинская дружина была укомплектована. Не у всех были ружья, но это компенсировалось тем, что лучшие лучники лояльных посёлков тоже были с Сазоновым. В крепости майор оставлял за себя Олега Васина, а с собой, помимо дауров, забирал пятерых морпехов и с десяток казаков. С казаками, кстати, вышла интересная коллизия. Среди тех раненых бородачей, что пленили владиангарцы после очередного столкновения с енисейцами около крепости, был и десятник Семён, сын Иванов. Было это ещё в 1635 году. Сначала его записали как Семёна Иванова, но потом, после его полного выздоровления и вступления в войско Усольцева, выяснилось, что казак этот — сам Дежнёв. Правда, тогда он был ещё рядовым казаком и не совершил своего великого подвига, пройдя по проливу между Евразией и Америкой с севера на юг, по всей его длине.
— Ну вот, сломали человеку геройскую судьбу, — сокрушался тогда Соколов.
Сейчас Дежнёв был полусотником Ангарского казачьего войска и третьим, после Васина и Сазонова, человеком на Амуре. Не считая крещёного даурского князя Ивана, который был властной фигурой только для самих амурцев.
Так вот, одним холодным утром, когда ещё и не рассвело, Албазин пришёл в движение, окрасился огнём факелов. Звенело железо, ржали кони. Ворота посада широко раскрылись, и всадники, мистически озаряемые светом, один за другим стали выезжать на восточную дорогу, с ночи покрытую свежевыпавшим снегом. Отряд, сгруппировавшись в походную колонну, на рысях уходил навстречу поднимающемуся над линией леса солнцу. Вечером четвёртого дня пути, останавливаясь по пути в лояльных посёлках, албазинцы наконец достигли пределов владений мятежного поселения, которое было теперь в паре километров. Отряд спешился, приступив к отдыху и ужину, а к посёлку ушли несколько даур-разведчиков.
— Может, всё запалить, и делов-то? — подошёл к Алексею Дежнёв.
— Нет, Семён, нам никак нельзя этого делать, — отвечал майор. «Ваши казачки как раз на этом и погорели», — чуть было не добавил он.
Странно, но он испытывал некий пиетет к этому человеку. Имя статного и волевого бородача довлело над ангарцами. «Для полного счастья не хватает Ерофея Павловича Хабарова», — говаривал Саляев. Кстати, встретить его вполне было возможно. Исследователь Амура и гроза амурских жителей сейчас, по всей видимости, находился в Ленском или Якутском остроге. Да и наверняка он уже бывал южнее, а может, именно он и был тогда подле Шилки?
— Нам нужен этот посёлок, за ним уже Зея, наше пограничье с Русью, — повторил Алексей.
— Да какая там Русь? — изумился Дежнёв. — Что ты говоришь-то, Алексей Козьмич? Нету там ничего, опричь леса да зверя. Пограничье, откель ему взяться-то?
— Таков уговор, Семён. Не спорь, а нам тут крепость нужна. За Амуром солонец сидит, а дальше князцы дючерские. Зажигайте факелы, Семён, выходим.
— Запаливай огонь, братцы! На коней! — закричал казак.
У каждого из бойцов Сазонова при себе было по паре факелов и спички. Так что вскоре огненной змеёй колонна албазинцев рывком подползла к ночному посёлку, где встретили их оскаленные пасти собак да шарахающиеся в стороны разбуженные амурцы. Сазонов же опасался дючеров, как неплохих лучников, поэтому экипировка была сработана ещё в Албазине. Бойцов защищал доспех, который считался самым лучшим у дауров, а ангарцы помимо прочего имели ещё и бронежилеты, которые они взяли с собой ещё в первый поход. Выставив по сторонам ружья и зорко посматривая за каждым шевелением меж дючерских домишек, албазинцы при помощи уже бывших здесь товарищей достигли дома старейшины. А растёкшиеся по посёлку всадники загоняли обратно в дома пытающихся убежать жителей. Некоторым всё же удалось бегом по заснеженным полям удрать к лесу. Им не препятствовали. А в посёлке пришлось и немного пострелять, успокаивая особо ретивых. Дом старейшины и главы рода в одном лице этого мятежного поселения был окружён. Наступила относительная тишина, нарушаемая лишь истерикой сторожевых собак и лошадиным всхрапыванием. Спешившись, часть дауров и казаков под свет факелов выволокли из дома голосящих и воющих баб, плачущих детей и обречённо упирающихся мужчин, в том числе и хнычущего старейшину, умолявшего, как перевели дауры, не избивать всей деревни.
— А зачем ты избивал наших послов? — прорычал Дежнёв, наклонившись к нему с нервно бьющего копытом и храпящего жеребца.
Старейшина, вероятно, намочил штаны уже от одного вида разгневанного Семёна Ивановича, потому как остолбенело уставился на него, заёрзав и засучив ногами. Даур, придерживающий старейшину за ворот, проорал тому вопрос казака на ухо. Старик, выпущенный из хватки воина, завалился на истоптанный снег и взвыл, закрывая голову руками. Дауры хмуро смотрели на него, ожидая команды расправиться с ним.
— Майор, нашли загон с быками! Шесть штук аж! — прокричал один из морпехов, подскакавший на жующей удила кобыле.
— Поднимите его, — приказал Сазонов. — Всех мужчин засуньте в бычий загон. А баб с детьми обратно в дом. Караулить все дома до рассвета, сменяясь. Утром всё разрулим.
Наутро, согнав часть мужиков посёлка на небольшую площадь, Сазонов, при помощи дауров, объявил свою волю. Старейшину и его семью он забирает с собой, а жителям он предлагает выбрать нового главу посёлка, и чем быстрее, тем лучше. Жителей в смерти своих послов он не винит и наказывать их не будет. А виноват только старейшина, он и будет наказан. А здесь теперь будет править даурский князь Иван, поэтому вскоре в посёлке объявятся многие его воины. Кто не желает этого, может уходить.
— Но я обещаю, что те, кто останется, будут довольны, — последнее, что сказал Сазонов.
После этого албазинцы отправились в обратный путь вместе с пленниками, посаженными на их собственных коней.
Албазин
