В Албазине воевода Пётр Иванович Бекетов после тёплой встречи, бани и замечательного ужина ознакомил Алексея с новым назначением. Отныне, согласно только что созданному Ангарским Советом в лице нескольких руководителей княжества указу, подписанному Соколовым, Алексей Сазонов вводился в члены Совета с пожизненным статусом. Эта новая структура должна была упрочить нынешнее положение дюжины управленцев ангарского социума и привести власть в Ангарии к чёткой системе.
С этим нововведением пришлось согласиться всем: и тем, кто ратовал за пролонгацию действия военного коммунизма, и тем, кто жаждал большего либерализма. Споры и сейчас не были закончены, но решения уже нужно было принимать сообща, исходя из того, насколько то или иное решение способствовало усилению Ангарского государства. При этом номинальный глава княжества имел право решающего голоса при примерном равенстве голосов. Идти же против всеми одобренного вопроса Соколов уже не мог.
Но, собственно говоря, ранее была точно такая же система. Только теперь она была облечена в структуру. Этот год вообще получался во многом определяющим, слишком многое решалось именно сейчас. Ещё впереди были столкновения русского царя и союзного ему датского короля с королём шведским, успокоение южных рубежей Ангарии на Селенге, замирение с гулящими казаками на северных рубежах, на Лене и Нижней Тунгуске, а также на Амуре. И если на Западе ещё ничего не было ясно, то форты на Киренге и Лене, что должны будут прикрывать золотоносные районы Витима, уже планировались к постройке на этот и следующий год. Служить там должны будут выпускники военных школ под началом опытных офицеров. И Киренск и Ленск должны будут комплектоваться гарнизонами на основе полугодичных вахт. Вскоре ожидались и новые бои с маньчжурами, которые сейчас, в отсутствие императора, всеми силами старались захватить минскую столицу.
Пока сунгарийцам удавалось легко отбивать атаки далеко не лучших войск государства Цин. Но недалёк тот день, когда маньчжуры смогут выставить против них часть войск, выведенных из-под Пекина, и тогда людям Матусевича придётся гораздо труднее.
А пока воевода Сунгарийска силами дауров и части своих артиллеристов и офицеров продолжал громить дючерские улусы как наивернейших союзников маньчжуров в регионе. Игорь руководствовался тем, что именно дючеры были проводниками вражеских отрядов и снабжали маньчжуров продовольствием. Многие становища были насильно выселены за это, и постепенно дючеры вытеснялись всё южнее, к цинским пределам. А оставленные ими селения занимали дауры и нанайцы, лояльные ангарцам.
Кроме того, Сазонов назначался воеводой огромного и практически пустого Приморского края, границы которого простирались от правого берега Амура на севере, шли вдоль берега Уссури, а затем и по притоку Уссури — реке Мулин, до самого её истока. На юге воеводство ограничивалось течением реки Туманган, близ границы с Кореей. Ему же предстояло держать в своих руках дипломатическую связь с Кореей и остальными народами окрестных земель, в первую очередь с народом айну. Так что новоиспечённый дипломат Сергей Ким переводился в подчинение к Алексею. Однако это было лишь на бумаге, острожек на реке Туманной не мог выполнять функций воеводского городка, посему Сазонов будет вынужден до поры оставаться с Матусевичем в Сунгарийске.
Ну а пока он отдыхал с семьёй в Албазине.
Глава 15
Забайкальское воеводство, Селенга
Июнь 7152 (1644)
Лошадь шла уверенно и размеренно, лениво помахивая хвостом. Когда же звенящие на жаре насекомые особо докучали животине, то она, прядая ушами и фыркая, качала головой. Дорога, накатанная телегами, тянулась по выпасному лугу, который раскинулся с обеих сторон колеи. В высокой траве шуршала, стрекотала и попискивала жизнь. Полуденное солнце стояло высоко, было душно и жарко. Телега частенько подрагивала на неровностях, и тогда позвякивала железная утварь и инструменты, сложенные там. На ящике с гвоздями сидел, облапив винтовку, Миклуш, рядом с ним, подложив под голову мешочек с горохом, посапывал разморенный на жаре Варас. Лошадью управлял Чоткар, сельский силач и объект мечтаний практически всех девушек из трёх марийских сёл на Селенге.
Подвода держала путь от Селенгинска — основной крепости на реке до Петропавловки — одного из селений присланных царём Михаилом марийцев. Этих людей в основном расселили по Ангаре, а шесть сотен из них, составлявших третью часть из этого народа, отправили в Забайкалье, на распахиваемые там земли. Так и появились на забайкальской земле сёла Петропавловка, Душенино и Параньга. Располагались они одно за другим, растянувшись на полтора десятка километров. Первое село было в паре километров за ближайшим невысоким холмом, и лошадь, почуяв дом, прибавила шагу.
Какое-то движение привлекло взгляд Миклуша, и подобравшийся парень заметил на склоне холма фигуры нескольких всадников.
— Гляди, Чоткар! — Миклуш приложил ладонь ко лбу и, морщась, указал на пригорок. — Казаки?
— А кому это ещё быть, дружище?
— По-моему, это не они.
— Значит, башкиры, — пробасил равнодушно Чоткар. — А казаки должны быть рядом. Они вместе охраняют сёла.
— Ты бы лучше лошади ходу дал, — холодно ответил Миклуш. — Не похожи они ни на башкир, ни на казаков. Одёжка не та, степняки это.
— Да какие степняки? — воскликнул собеседник. — И не буди ты Вараса, он вчера всю ночь работал в башне. Ты когда степняков вообще видал?
— Видал, Чоткар! Видал! — Нервными, а оттого резкими и неловкими движениями крестьянин зарядил-таки винтовку. — У крепости были такие всадники, что с товаром пришли до местного воеводы.
— Эй! — прикрикнул на товарища крепыш. — Это буряты! Они с ангарцами заодно! — но всё же стеганул лошадёнку.
Миклуш, однако, озирался по сторонам и шипел ругательства, выговаривая приятелю за то, что тот не стал ждать казаков, а решил уйти перед обедом. А сонный Варас только и хлопал глазами, не понимая, отчего один его друг взъелся на второго.
— Чего такое, братья? — проговорил Варас, с недоумением поглядывая на товарищей.
— Чего-чего? — подразнил приятеля Миклуш. — Вон, смотри чего! — Он указал ему на четвёрку всадников, что беззвучно сопровождали телегу в сотне метров от них.
Мариец глаз не сводил с всадников, всё так же неторопливо сопровождавших одинокую телегу. Миклушу стало совсем тоскливо, когда такая же четвёрка появилась и с другой стороны. Теперь и Чоткару не нужно было ничего доказывать, нещадно нахлёстываемая кузнецом лошадь неслась вперёд, насколько ей хватало сил. Варас тем временем, так же как и Миклуш, зарядил своё ружьё, напряжённо ожидая худшего.
Степняки не заставили себя ждать и постепенно охватывали телегу марийцев с обеих сторон. А когда один из всадников натянул лук, грянул выстрел. Конь неприятеля, тонко заржав, упал на передние ноги. Свалившись затем на бок, животное придавило ногу замешкавшегося всадника, отчаянно завизжавшего от боли. Остальные степняки засвистели и загикали, а мгновение спустя в сторону мужиков было выпущено семь стрел, и лишь две из них не нашли цели. Но пока ни одна из них не стала смертельной. И пусть у Чоткара в плече сидело два оперённых древка, кузнец продолжал править лошадью. Миклуш, отломав наконечник, вытащил стрелу из предплечья Вараса, шипящего от боли. Марийцы выстрелили ещё четыре раза, свалив на землю трёх неприятелей. Большего они не успели сделать. В горло кузнеца вонзилась стрела, и Чоткар, выпучив глаза и яростно хватая руками воздух, повалился назад. Варас потерял сознание от боли и шока, когда в его грудь воткнулись две стрелы, и он упал на ящики. Степняки, крепко сидя в седле, продолжали осыпать повозку стрелами, зажимая её с флангов и постепенно сближаясь. Миклуш сопротивлялся дольше всех. Он испустил дух, не успев выстрелить в последний раз, когда одна стрела пробила ему грудь, а вторая — шею. Уже через несколько минут усталая лошадь остановилась, беспомощно вскидывая голову. Освободиться от мешающих ей стрел в шее она не могла, а подрагивающие ноги предательски подкашивались. Прошло ещё немного времени, и она упала наземь, шумно и хрипло дыша.
