Аптека работала пусть и неполным составом, но круглосуточно. Владелец заведения ездил по городу на новеньком «Паккарде» — тогда единственном автомобиле в городе.
В аптеку везли индийский хинин, черный, словно деготь, японский йод, английскую соль, таблетки немецкие, средства патентованные американские, пиявки самые отборные.
И что тут такого? Не имея других развлечений, люди здесь болели со вкусом, долго и обстоятельно. За той или иной таблеткой барыни слали своих лакеев за двести верст.
Но менялись времена — менялись и нравы. Последнее время дела у аптеки шли неважно. Людям было как-то не до болезней — все свободное время занимали треволнения о судьбе родины. И потому в аптеке брали все более банальные валериановые капли.
И аптека стала терять свой шик, размах. Пришлось уволить двух провизоров, оставив только одного.
Отчего так получилось? Да народ у нас знать такой. Когда простуда или инфлюэнца начинают душить нашего человека, он не бежит в аптеку за микстурами, он идет в кабак за медовой с перцем, греет в чайнике пиво. Когда душит депрессия, хандра жесточайшая никакой наш человек не станет покупать настои валерианы или валиум. Ибо для излечения отечественной древнерусской тоски не хватит всего успокоительного этого мира. Тоску заливают горькой…
И «Паккард» владельца аптеки терял свой лоск, трескалась кожа на сидениях и тентах, все громче стучали поршни в двигателе. И уже не понять — то ли в городе не было нужных запасных частей, то ли просто не хватало на них денег.
А в городе появлялись другие автомобили — лакированные «Форды», безлошадные экипажи фабрикации Луи Рено, отечественные грузовики «Руссо-Балт».
И сначала в аптеке сдали угол торговцу журналами и газетами. Полагали, что аренда квадратного аршина подсобит денежному балансу аптеки. Но как-то сложилось наоборот. Дела аптеки шли под гору, зато очень скоро торговец газетами уже нашел средства снять у аптеки целую комнату.
Потом появились иные съемщики.
Закончилось тем, что в помещении первого этажа аптека стала занимать только одну комнату, один подъезд. И уже вывеска не помещалась над дверью, крайнюю букву пришлось просто сбить — получилось слово непонятное, а именно «Аптек».
Крайнее помещение бывшей аптеки занимал маленький кабачок. Где-то это было выгодное соседство. В аптеку то и дело заходил кто-то, например за желудочными каплями…
Но с иной стороны у кабака, как и у большинства подобных заведений репутация была ниже плинтуса. Дурная слава переносилось на объекты расположенные под одной с ним крышей. Про аптеку в частности говорили, что при ней имеется подпольный абортарий, продаются снадобья, кои превращают несчастливых жен в счастливых вдов. Да что там, даже говорили, что в аптеки приторговывают приворотным зельем, торгуют качественными проклятиями оптом и в розницу. Несли и прочий антинаучный бред. Но вот беда — в науку уже мало кто верил…
Дольше всех продержался владелец книжной лавки. Но затем и он плюнул: в этом помещении господа Гоголь и Достоевский просто не продавались. Потому лавка стала торговать прессой желтой, книжками-растрепками, худо-бедно продавался "Новый Сатирикон" издаваемый под редакцией господина Аверченко.
Но лучше всего шли открытки скоромно именовавшиеся как эротические.
Одно время этот промысел давал весьма приличные доходы и был поставлен на широкую ногу: и в одной из задних комнат эти самые открытки и размножали с готовых негативов.
Копированием этих карточек заведовал некий, неизвестно попавший сюда студент-очкарик. Вроде бы не был он и ссыльным, и в тоже время — местным. А институтов-университетов в этих краях не имелось.
Неучтенные химикалии, близость аптеки, да просто скука потянули студента в революционерство.
Он не читал брошюрки "Кто есть кто в охранке", "Маркс за 30 минут", "Антидюринг в шпаргалках и подсказках".
Политика в революции его совершенно не интересовал — больше студента занимал сам процесс.
Поэтому сначала была изучена книга "Занимательная революция: сто советов начинающему мятежнику", найденная как-то на вокзале. Больше всего его увлекали статьи околохимические.
И студент начал изготовлять бомбы.
Сначала нитрировал глицерин. Затем мешал нитроглицерин с желатином — получался студень, напоминающий тот, который использовался в гектографах. Но если листовки, отпечатанные на гектографе, взрывали общество в смысле переносном, то смесь нитроглицерина и желатина делала это буквально. Пироксилин рвал все в клочья.
После студент в стеклянные трубочки запаивал серную кислоту, обкладывал ее сахаром напополам с бертолетовой солью да гремучей ртутью для верности. Так получался детонатор.
Впрочем, бомбы студент в градоначальника не бросал по причине своей крайней застенчивости. Иных же революционеров в городе не имелось, и изготовленная взрывчатка хранилась на полочках.
Лишь порой студент выбирался на природу, глушил рыб…
В общем, однажды случилось то, что просто не могло не произойти. Весь запас этого добра детонировал.
Угол дома разворотило напрочь.
Но студент каким-то чудом уцелел, хотя взрывом выбило даже стекла в очках.
Кроме того, годовой запас открыток пикантного содержания разбросало на три квартала.
От полиции книготорговец откупился взяткой — самой большой в истории города.
Студент-бомбист был уволен с треском. Тем паче, что спрос на открытки, ввиду насыщения рынка упал. Даже гимназисты младших классов отлично знали, откуда берутся дети и как с этим бороться.
Такая вот сексуальная революция получилась.
-//-
К моменту появления в городе Клима и Евгения, что-то да изменилось.
Аптекарь взял реванш — место, где некогда печатались открытки, вернул себе, впрочем, изрядно потратившись на ремонт. Теперь там сидел привезенный откуда-то с севера шаман. Порой шлялся неизвестно где, собирал травы, затем готовил из них какие-то снадобья. К шаману приводили детей лечить, скажем, от заикания и ночного недержания мочи. Надо сказать, довольно часто визиты помогали. Очевидно, что аптекарь и шаман работал по принципу "клин клином вышибают". Ибо первое впечатление шаман оказывал жуткое настолько, что до второго просто не доходило…
Ну а, в общем, две революции и события, последовавшие за ними, особо ничего в деятельности трех заведений ничего не изменили. Книготорговец снабжал людей пищей духовной, трактирщик — едой обыкновенной. Аптекарь лечил от последствий приема первой и второй.
Все три компоненты были качества ниже среднего.
Когда Аристархов со спутником переступили порог трактира, в нем практически ничего не изменилось. Лишь некоторые посетители отставили кружки с брандахлыстом, скосили на вошедших глаза. Большинство не сделали и того. Кое-кто даже проснулся. Мухи продолжали ползать среди кружек и луж пролитого пива. Им было сытно и пьяно. А, учитывая сезон, еще и сонно. В углу совершенно откровенно мышка грызла корку хлеба.
