— Гражданин Геллер! — крикнул он через половину зала. — И вы тут?
Через несколько минут от Рихарда, сидящего за рядом с Климом, половой уже принимал заказ.
Геллер заказал обед куда более богатый. И щи у него были не постные, а заправленные салом, к каше прилагалась отбивная. Не побрезговал Рихард и пивом.
Про себя Клим ликовал.
Ну вот, — думал он — Вот еще один идейный борец. Теперь вдвоем удастся совладать с беспартийным военспецем. Кстати…
— Товарищ Геллер! Вы тут тоже по поручению Партии?
Рихард кивнул как можно неопределенней.
— Еще скажи, по поручению какой. — ляпнул Евгений.
Клим посмотрел на него с удивлением. Причину этого Аристархов не сразу понял: оказывается, привычную фразу он не подумал про себя, а выпалил вслух. Хотел как-то сгладить сказанное, пойти на попятную, дескать, пошутил. Но увидел, что Рихард полувиновато улыбнулся.
— Вы не большевик? — споткнулся об улыбку Рихарад Клим. — Может, вы меньшевик?
А, в самом деле, ведь власть большевиков осталась где-то там, за холмами, за лесами. И появись здесь красные отряды, получат они не то чтоб удар не то чтоб в лоб, а множество мелких тычков и подзатыльников. Ничего такого, с чем невозможно справиться, если событие было бы единичным. Но сотни, тысячи таких щипков могут великана если не свалить, то довести до истерики. Будут защищать не власть, а именно местное безвластие, смутную волость.
— Боюсь, Рихард ни дня не состоял в РСДРП. - ответил Евгений. — Что называется ни «бэ» ни «мэ».
— Вы эсер? Анархист?..
Ни Рихард ни Евгений не кивнули. Впрочем, головой не покачали тоже.
— Да кто же вы на самом деле?
— Это так принципиально для вас. На свете много партий — хороших и разных.
Как раз принесли заказанное Рихардом. Он тут же приступил к трапезе. Ел с аппетитом, взгляд Клима его совершенно не тревожил.
Потому Чугункин повернулся к Аристархову:
— Ну, наконец, вы скажите!
— У нас Рихард состоит в партии всероссийской, даже мирового значения. В партии над партиями…
— Евгений, я бы попросил вас! — зашипел Геллер, оторвавшись от щей.
Но Евгений закончил:
— …в партии любителей денег. И в этой партии он «большевик» — поскольку состоит в партии любителей больших денег!
Рихард кивнул, глядя в тарелку.
— При коммунизме денег не будет. — доверительно сообщил Клим.
— Этот тезис можно обратить: пока есть деньги — не будет коммунизма. А опыт показывает, что человечество без денег — ну никуда… Вон и большевики тоже денежку печатать начали…
— Это временное явление!
А ответ на это Рихард скривился и покачал головой. Дескать, не думаю…
— И вы не воспринимаете октябрьскую революцию? — не сдавался Клим.
— Отчего же не воспринимаю. Очень даже воспринимаю. Революция — это не бульварная газетенка, которую можно игнорировать. Это свершившийся факт. Явление… Но опять же — зачем все доводить обязательно до коммунизма?
— Но Ваше отношение к революции…
— Вы не поверите, но самое положительное. Революция — молодость мира, это правда… Так что смело меня можете считать сочувствующим делу революции. Будь моя воля, я бы установил проводить революции раз в тридцать-сорок лет. Чтоб дерьмо не застаивалось. Сейчас страна обновиться, помолодеет. А потом все вернется на круги своя. То бишь дерьмо всплывет. И вместо диктатуры пролетариата мы получим тиранию безумца вроде Царя Гороха или еще хуже — Ивана Грозного.
— После победы мировой пролетарской революции, революций уже не будет! Это последняя революция!!!
Геллер кивнул
— Вот тут же в здании есть аптека. Я бы вам посоветовал купить валлиумные капли. Говорят, успокаивают. Только вы с ними осторожней. Во-первых, от них можно успокоиться раз и навсегда. Во вторых, иногда возникает привыкание, как от абсента или кокаина.
— Вы знаете, Рихард, я пробовал их пить… — неожиданно вступился за Клима Евгений. — Как видите — пока жив. А что касается наркомании, то они мне не приносят покоя, а, значит, и привыкания.
— Вино в таких случаях помогает… — осторожно посоветовал Рихард.
— В таких случаях хорошо помогает яд. Но мне его не продают, говорят, молод еще, нет шестидесяти лет…
Хотя Геллер и есть начал позже всех, щи он уже закончил. За сим вытер миску хлебом, и бросил его в рот. Поменял тарелки, принялся за кашу с отбивной. Попробовал разрезать мясо тупым ножом, но вместо того поцарапал миску еще более.
Ругнулся.
— При изготовлении этой отбивной ни одно животное не пострадало. Это я слышал, у Нобеля в Баку находились умельцы, которые из керосина самогон гнали, а из гудрона варили вещество, которое от этой отбивной не отличается ни цветом, ни запахом ни консистЭнцией не отличается. Резина называется.
Геллер именно так и произнес это слово, что в нем явно слышалось большое, очень большое «Э».
Но все же справился, отделил от этой отбивной кусочек, бросил его в рот. Победу отметил глотком пива. Посмотрел на Аристархова:
— А вы, я так посмотрю, тоже уже не с красными?
Сказано это было ровно тем тоном, что еще бы немного и слова Геллера услышали бы за соседним столом. Может быть, сразу бы драки и не случилось, а вот дальше? Кто его знает?.. Большевиков здесь не любили.
Аристархов скосил взгляд на пулемет Рихарда. И Чуть было е подавился своими щами. Через прорези в магазине было видно пули.
— Ты, я смотрю при деле? — спросил Евгений.
— Ага…
— И я даже догадываюсь при каком.
— Да ну?
— У тебя пулемет заряжен серебряными пулями.
Геллер удивленно посмотрел на свой пулемет, будто увидел его впервые.
— Неужели? Вот ведь мерзавец, оружейник — надул все-таки. Я ведь просил обыкновенные! Оно, знаете ли, пулемет французский, у нас такие патроны найти трудно: Лебель, восемь на пятьдесят миллиметров. Не знаете, где взять?
— Погоди не части, — оборвал его Аристархов.
И замолчал сам.
А, собственно, в чем дело?.. У Геллера в оружии серебро. Но ведь пуля пусть и серебряная остается пулей. Она и против живых сгодиться. Есть байки, что она против нечисти пойдет… Так что серебряная пуля — довольно практично, хотя и дороговато.
— А вы что, в курсе тех дел, для которых могут сгодиться серебряные пули? — с деланным безразличием спросил Геллер.
— Ну да! — резво начал Чугункин, но тут же ощутил под столом тычок от Аристархова.
— Ну да… — ленивым тоном продолжил Евгений, — весь уезд, вся губерния шумит. Говорят, развелось нечисти, больше чем царского офицерья.
