Сидели ниже травы, тише воды.
Уже без кандалов пошел дальше.
Сразу за деревенькой был железнодорожный переезд, блестели рельсы в лунном свете — здесь явно ходили поезда.
На переезде Рихард задумался, осмотрелся. Если за ним погоня, то наверняка конные поскачут по дороге и переезд, наверное, даже не заметят. Геллер осмотрелся, вспомнил дорогу — нет, будто бы эта дорога не вела назад к депо.
После сошел с дороги и пошел меж рельсами.
В лесу Рихарда снова встретила зима. Но меж деревьев ветра не было, он свистел где-то высоко, в кронах деревьев.
Рихард постоянно прислушивался, но не слышал ничего, кроме скрипа дерева — будто рядом с железной дорогой бродил лешак, мучимый бессонницей. Хоть и на небе висела луна, на нее не выли волки. Может считали глупым тосковать по такой погоде, а может быть их и не было в этих лесах. Скажем, они налетели на какое-то село, повыгоняли собак из будок и сейчас греются в них сами.
Но догнавший его поезд оказался полной неожиданностью.
В спину вдруг ударил свет. У Рихарда выросла длинная тень, в десять саженей тень.
Казалось невозможным, но локомотив догнал его почти бесшумно. Первый звук, который он услышал, был долгий и печальный гудок.
Геллер развернулся и встал на путях, не пряча винтовку. Машинисты, вероятно, могли бы просто его проигнорировать, укрыться за котлом, бункером. Или напротив, добавить пару и смести Рихарда с пути. Но вместо этого локомотив стал сбрасывать ход. Из кабины выскочил какой-то паренек, с виду помощник машиниста, крикнул:
— Чего тебе?
— Подвезите?! — попросил Геллер.
Помощник машиниста кивнул:
— А как же! Прыгай в вагон.
Паровозик был маленький, короткий, в четыре оси — маневровый «танк», у которого прицепа тендера не имелось, а уголь хранился в коробе сзади кабины.
За паровозом действительно шел вагончик. В его окнах светился мягкий электрический свет.
Как только Рихард стал на подножку вагона, поезд тихо тронулся.
Внутри вагона было людно и душно. Ехал народец разночинный. Имелось пара солдат, но все остальные были довольно мирными людьми: бабки с кошелками, дремали отроки возраста гимназистского.
Этот осколок мирной жизни среди общего хаоса казался чудом.
С дальних сидений в адрес Геллера послышалось обвиняющее бурчание какой-то бабки:
— Вроде бы уже взрослый человек, а не знаете, что поезд нельзя останавливать на дистанции! Только на станциях! Если так любите пешком идти — так бы и шли…
Геллер не стал разговаривать. Просто сел на первое свободное место. Винтовку поставил рядом с таким звуком, что бабка тут же замолчала.
Ругаться не хотелось. Вероятно, в торбах и за отворотами фуфаек пассажиров таился не один обрез, пистолет. У этой бабки в карманах юбках запросто могла заваляться гранат Миллса или Лемона. Наверняка, пользоваться ею бабка не умела, и это пугало больше всего.
Подошла женщина с сумкой на животе:
— Оплачиваем проезд.
Рихард улыбнулся печально: денег у него не было. Кондуктор поняла это без слов и указала взглядом на винтовку. Геллер кивнул, и работая, затвором выбил из магазина два патрона. Подал их кондуктору.
— Было бы больше — дал бы еще. Но последний я не отдаю.
Кондуктор кивнула:
— Через десять верст будет станция — там вас и высажу.
Подумав, Рихард кивнул: десять верст это немало, это его устраивает.
-//-
Когда положенные десять верст истекли, кондуктор потянул за шнур, свисающий с потолка. Где-то в локомотиве звякнул колокольчик, машинист сбросил пар.
Кондуктор дал знак Геллеру: пора. Выходить в холод не хотелось. За эту ночь он намерз так, что казалось, не отогреться всю жизнь.
Тем не менее Геллер поднялся и вышел из вагона на станцию. Прошелся по холодному перрону. Около таблички с названием станции остановился.
…Гудок паровоза разбудил станционного смотрителя. Смотритель услышал, что поезд будто остановился, но затем опять ушел.
Железнодорожник перевернулся на другой бок, тщательно накрылся одеялом. Это не помогло — спать больше не хотелось. Он поднялся и как был в нижнем белье, отправился на улицу. Лишь в дверях в рукава набросил старенькую шинель.
На перроне, возле указателя стоял человек с ружьем. И ружье и человек были вида непривычного. Пришелец совсем не походил на пожилых, с непременно окладистой бородой, охотников, которые иногда выходили на станцию. Еще меньше винтовка в руках прибывшего напоминала охотничье ружье.
Конечно, машинисты иногда рассказывали, что в мире идет какая-то война, не то меж государствами, не то гражданская, а не то обе сразу. Говорили, что по миру ходят сотни, тысячи неприкаянных солдат.
Смотритель уже и не надеялся, что хоть какая-то война докатится до его полустанка, и не сразу поверил, что, вероятно, один из солдат этой войны здесь.
И вместо того, чтоб испугаться, смотритель стал его рассматривать. Надо же — вот он какой…
И не такой он уж и страшный.
Но Геллер продолжал рассматривать вывеску с названием станции, при этом шевелил губами. Впрочем, спроси кто его, как все же называлась та станция, Рихард бы просто пожал плечами.
Он читал иные знаки. И если знаки они истолкованы Рихардом правильно, то…
Геллер повернулся к подошедшему уже близко смотрителю:
— Что, друг мой, как живешь ты?
Смотритель сначала опешил. Его удивил не сколько пришелец, сколько фраза. И железнодорожник не сразу сумел вспомнить ответную.
— …О, весьма. — наконец ответил смотритель, — Польщен, милорд, к себе заботой.
Геллер кивнул: правильный ответ. Теперь надо было произнести контр-отзыв: все же посторонние люди запросто могли назвать первого встречного другом, спросить о жизни.
— И я тебе скажу — теперь не то, что было при последней нашей встрече.
Они никогда не встречались раньше. И вряд ли встретятся еще. Но значения это не имело.
Был задан правильный вопрос и получен правильный ответ.
— Что будет вам угодно? — перешел станционный смотритель к сути вопроса.
— Пока мне нужен отдых и еда. Убежище…
— Прошу вас в мой дом. — указал смотритель на здание станции.
-//-
Из-за леса солнце всходило стремительно. Вот только что только краешек диска было видно из-за деревьев. Всего на немного отвернулся, только сделал глоток чая, а солнце уже почти все и вышло.
Нет, определенно, осень заканчивается. Приходит время, когда солнце торопливо, греет кое-как, впопыхах, стремится быстрей проскочить путь о горизонта к горизонту.
