— Здравия желаю, вашбродь!
— Чего тебе, Матюшкин?
— Дозвольте, вашбродь, осмотреться в биноклю! Надобно глянуть, где минометные дворики строить.
— Зачем нам еще минометные дворики? У нас минометов-то полдюжины всего!
— Дык, вашбродь, два часа как прибыли две траншейно-минометные команды. Велено позиции оборудовать!
— Ну осмотрись! Карпин, дай ему бинокль!
Забрав у ефрейтора-наблюдателя искомый прибор, Матюшкин принялся внимательно оглядывать передовые позиции, время от времени задумчиво хмыкая и агакая.
Я между тем переваривал принесенную сапером новость.
Траншейно-минометная команда — это, считай, батарея. Шесть стволов. И в обороне они будут не лишними.
Нам бы еще парочка пулеметов не помешала. А то в первой линии, которую сейчас занимает двенадцатая рота, три станкача. Один в первой траншее и два во второй. Еще один «максим» — в резерве на нашей позиции.
Реалии таковы, что основная тяжесть обстрела перед атакой будет на первой траншее. В это время в ней остаются только наблюдатели и один пулеметный расчет в надежном убежище. Личный состав отходит во вторую траншею, а после переноса противником заградительного огня или сигнала к атаке все перемещаются обратно в первую.
Соответственно распределяются и главные огневые средства.
В довесок к пулеметам на участке обороны каждой роты есть несколько позиций для траншейных сорокасемимиллиметровок Гочкиса.
В принципе неплохо, если учитывать ручные пулеметы в каждом взводе и автоматы у офицеров и унтеров.
Но запас карман не тянет!
Кстати о запасе! У хозяйственного меня есть еще и трофейный немецкий МГ-08, на всякий пожарный случай.
«Последний довод королей»,
[87]
так сказать.
От раздумий меня отвлекает голос Матюшкина:
— Спасибочки вам! — С этими словами он возвратил бинокль наблюдателю и повернулся ко мне: — Разрешите идти?
— Иди!
6
Утро добрым не бывает!
И быть не может! Особенно когда оно начинается с ураганного обстрела.
Я и так не спал полночи, слушая стук топоров и матюки саперов и минометчиков. А теперь еще и это.
Грохот стоял неимоверный. Судя по звуку, по нам лупили кроме давешней батареи шестидюймовок еще и легкие стапятимиллиметровые гаубицы и полевые семидесятисемимиллиметровки в придачу.
Земля ходила ходуном. Между потолочными досками блиндажа то и дело сыпалась земля.
Круто они за нас взялись!
В мой закуток заглянул Казимирский:
— Подъем, барон!
— Уже, Казимир Казимирович. Такой побудки не проспишь!
— Я — на наблюдательный пункт! А вы идите к телефонистам и будьте наготове!
— Слушаюсь.
Ротный выскочил наружу, а я намотал портянки и стал натягивать сапоги.
В блиндаж ввалился Савка:
— Здравия желаю, вашбродь!
— Где Жигун с Палатовым?
— Туточки они, вашбродь, в траншее под навесом расположились!
— Савка, хватай все это, — я махнул рукой на полевую амуницию, сложенную в углу, — и за мной!
Кое-как затянув ремни, схватил чехол с автоматом, подсумок с магазинами и, нахлобучив каску, выбежал наружу. Некогда мне всю эту светотень на себе развешивать!
Пробежав по ходу сообщения, скатился в блиндаж узла связи. Савка ссыпался по ступенькам следом за мной.
Наш телефонист младший унтер-офицер Токмаков, надсаживаясь, орал в трубку:
— Да! Да! Слушаюсь. Будет исполнено! — Увидев меня, он радостно вскочил и сунул трубку мне: — Вас, вашбродь! Командир батальона!
— Алло! Прапорщик фон Аш у аппарата!
— Барон! Роту в ружье! Готовиться к отражению немецкой атаки! — захрипела мембрана голосом капитана Берга.
— Слушаюсь!
— Где командир роты?
— На наблюдательном пункте!
— Хорошо! Будьте у телефона! И храни вас Господь! — В трубке что-то щелкнуло, и комбат отключился.
— Сидим! Ждем! — сообщил я Савке, раскладывающему мое барахло на скамейке. — Вестовых ко мне!
Мой ординарец метнулся к выходу и спустя минуту вернулся уже в сопровождении наших «бегунков».
— Жигун, давай мухой по взводам! Гренадерам в ружье! Готовиться к отражению атаки! Палатов — на наблюдательный пункт к командиру роты. Доложишь, что звонил капитан Берг. Приказал в ружье!
— Слушаюсь!
— Бего-о-ом!
Даже не оглянувшись вслед выскочившему вестовому, я стянул с плеч ремни, расстегнул пояс и стал навешивать на себя всю причитающуюся мне фигню — от лопатки до противогаза.
Если все пойдет не очень хорошо, то наш черед наступит уже скоро…
Из нашей вечной экономии, помноженной на лень и раздолбайство, телефонная связь на НП резервной позиции отсутствовала. Поэтому сообщались мы с Казимирским исключительно через вестовых.
Первым вернулся Палатов. Ввалившись в блиндаж, он сперва принялся отряхиваться от запорошившей его земли — и только потом, приложив ладонь к каске, доложил:
— Так что, вашбродь, господин поручик велел вам сказать — мол, «от телефона ни ногой». А ежели прикажут «вперед», то, стало быть, по свистку бросать пункт связи к чертовой матери — и вместе со всеми вперед идтить сам-первый.
Ну и доклад. Палатов — он парень ловкий да здоровый, но слегка тугодум.
— Вот скажи мне, рядовой, когда я отучу тебя от этого «так что» и «стало быть»?
— Не могу знать, вашбродь…
— Сдается мне, что я тоже «не могу знать»…
— Чего?
— Кру-у-у-гом! На патронный ящик у входа шаго-ом арш! — Ну не садист я, в самом-то деле, человека под обстрел выгонять.
— Есть!
Вот так-то… А касаемо «вперед идтить сам-первый» — что ж, вперед так вперед… Я не гордый — могу и сходить, коли надо.
Говорят, что хуже нет, чем ждать и догонять.
По моему скромному мнению, как говорится, — ждать начала атаки, находясь при этом под обстрелом артиллерии всех калибров. Да еще вдобавок догонять эту самую атаку, вероятно, под тем же обстрелом — гораздо хуже!
Хотя, если быть до конца объективным, именно по нашей позиции немцы стреляют не в полную силу.
