— Ягайло, а для чего это? — дернула витязя за рукав Евлампия, указывая на вознесенное на высокий шест колесо со спицами на манер тележных, с веревками и все сплошь в бурых пятнах.
— Нечего на всякое пялиться, — пробурчал Ягайло, увлекая ее за собой.
— Но интересно же…
— Нечего, нечего, — пробурчал Ягайло, буквально волоча девицу по каменной мостовой.
Той ничего не оставалось, как покориться.
— А отчего построено так странно? — вертела головой Евлампия. — Тут вот, смотри, дома плотно стоят, а там — как придется? И разные совсем, этому будто сто лет, а этот вот словно вчера достроили.
— Так, наверное, тут раньше пашня была, али виноградник, али скотину выпасали. Потом земля дороже стала, скотину за стены выгнали, а на месте дом построили. А по соседству, может, виноград еще лет сто рос, потом и его вырубили и застроили. Вот и вышла такая чересполосица.
Они пошли дальше. Евлампия во все глаза таращилась на щиты над входом каждого дома с намалеванными на них изображениями. Красный медведь, волк, лебедь, полумесяц, золотая звезда, золотой меч… По ним дома и различали. Иногда путникам приходилось отходить подальше от фасадов, ибо прямо под ногами оказывались входы в погреба и лазы в подвалы и далеко не все были закрыты крышками или решетками.
На некотором отдалении от площади улица резко ныряла вниз, потом вновь возносилась и на подъеме упиралась в высокую, гораздо выше внешней, стену Вавельского замка, сплошь увешанную флагами и вымпелами. Какая-нибудь цветная тряпка в обязательном порядке свешивалась с любого доступного места. Постройки начинались прямо под стеной замка, отделенные от него лишь неширокой улицей. Стиснутая с одной стороны каменной кладкой, а с другой — разномастными фасадами домов, она мягко изгибалась, вторя руслу когда-то засыпанного ручейка, притока Вислы. Ягайло и Евлампия свернули по ней, прошли с сотню шагов и оказались на небольшой площадке.
Стена здесь поворачивала под прямым углом, и вдоль нее тянулся вверх, к крепким воротам, каменный въезд. Противоположная стене часть, не забранная даже перилами, просто обрывалась вниз. Там, под обрывом, была устроена полоса смерти. Из земли торчали остро отесанные колья, густо росли колючие кусты, обвиваемые лозами дикого винограда. Валялись острые камни. Любой упавший туда с обрыва, даже если б остался жив и смог ходить, выбирался б из этих завалов минут пятнадцать, представляя собой отличную мишень для сидящих в надвратных башнях и на стенах арбалетчиков. За ловушками начинался луг, полого сбегающий к серой ленте реки. На нем флегматично паслись унылые коровы, чуть дальше расфранченные горожане прогуливали по набережной своих дам в глухих черных платьях с белыми воротниками.
У самого поворота, на небольшой каменной площадке, расположились вокруг костерка полдюжины стражников. Деревянными ложками они помешивали в медном котелке густой кулеш. Вокруг распространялся одуряющий аромат разваренного пшена и свежего мяса. Заметив приближающихся путников, стражи лениво потянулись к стоящим неподалеку горкой алебардам, но, увидев знак на бочкообразной груди Ягайло, снова уставились в котел, пожирая его недоваренное содержимое голодными взглядами.
Евлампия с шумом, прям не девица, а ландскнехт дремучий, подтянула слюни. Витязь же только хмыкнул. Его чуткий нос уловил совсем другие запахи, идущие из королевских покоев, — и серебряный орел, похоже, был к ним отличным пропуском. Да, впрочем, и без бляхи никто бы им особо не препятствовал. Набирали в ночную стражу абы кого, детей лавочников, неприкаянных отроков, не попавших в студенты, и прочих городских бездельников. Их самих часто бивали подгулявшие шляхтичи, а городские воры и залетные разбойники не обращали никакого внимания.
Сработал волшебным образом талисман и в воротах. Капитан стражи, дядечка в летах и чинах, посмотрел их подорожную, покосился на нагрудную бляху и с поклоном пропустил Евлампию и Ягайлу в крепость. Даже не спросил, с какой целью они решили нанести визит Казимиру III, Милостию Божией королю Краковской земли, Судомирской земли, Серадской земли, Польской земли, Куявской земли, Добрянской земли, Поморской земли, Русской земли, господарю и дедичу вечному землям тем обладателю, королю велебному.
[21]
Снаружи замок производил суровое и торжественное впечатление, внутри же кипела работа. Люди суетились, как муравьи. Стучали молотки, визжали пилы. Кряхтели работные мужики, на раз-два-взяли ворочающие огромные бревна. Поднимали на специальных ранцах обтесанные каменные блоки на верхотуры стен. Мастера укладывали их ровными рядами в изнаночные стороны недостроенных укреплений. Мостили улицы гладкими плитами, подгоняя их стык в стык. Плотники ладили балки под будущие крыши костелов и караульных помещений. Некоторые деревянные постройки обкладывали камнем прямо поверх старых стен. Скрипели блоки, перекрикивались болтающиеся на стенах в люльках мастера. Десятники палками разводили людские потоки по участкам работ.
— Дает Казимир, — одобрительно покачал головой Ягайло. — Я когда сюда наведывался последний раз, город, почитай, наполовину был из дерева. А крепость — так и вся. А теперь смотри, в камень оделась.
— Смешно оделась, будто напоказ, — хихикнула Евлампия. — С той стороны густо, а с этой — пусто.
— Эх, — вздохнул Ягайло, — не зря говорят, дурням половину дела не показывают.
— Ты чего это, витязь?! — вылупилась на него Евлампия. — Обидеть меня хочешь?
— Не обидеть, а наставить, чтоб дури не говорила. Вишь как строят? Трудятся, аки муравьи. Эдак они быстро изнанку с лицом в соответствие приведут, и будет крепость защищать их долгие годы.
— Ладно, что ты вещаешь, как поп с амвона, — насупилась Евлампия. — Поняла я.
— Ну и славно. А вот гляди-ка — и пришли.
Они наискось пересекли небольшой двор и подошли к широким дверям королевских покоев, по случаю теплой погоды распахнутым настежь. В дверях и на лестнице караул стражников с копьями и алебардами. Строгие лица, вислые усы, четкая выправка. Да, рядом с королем служить — это тебе не кулеш у ворот трескать. За открытыми дверьми виднелись еще одни, полуоткрытые и тоже со стражей.
Откуда-то сбоку к путникам подскочил начальник караула с двумя бугаями за спиной. Покосившись на бляху Ягайло, принял челобитную, прочитал бегло и с поклоном вернул. Отсалютовал двумя пальцами и в те же два пальца засвистел переливчатым разбойничьим посвистом.
Из-за второй двери вышел человек в ярко-красном кафтане, высокой шапке и с резным посохом в руке. Подошел к лестнице и, не выходя на солнечный свет, улыбнулся и поманил к себе путников. Те поднялись по ступенькам. Человек вперился в медальон Ягайло пронзительным взглядом черных глаз. Улыбка на его лице погасла, сменившись маской напряженного ожидания. В воздухе повисла томительная пауза.
— Шановний пан… — начал Ягайло, чтоб прервать затянувшееся молчание.
— Не надо коверкат наше язык, — ответил мужчина. — Я доштаточно хорошо говорю по-рушшки.
