Туша чуть приподнялась, и девица смогла выползти из-под нее, упираясь в землю руками и здоровой ногой. Развернулась, села прямо на землю и задрала подол. На ногу было больно смотреть, она распухла почти вдвое и пошла красно-синими разводами. Но Ягайло все же нагнулся, оглядел внимательно, пощупал колено, покрутил стопу, встал, отирая руки о штаны.
— Ничего ужасного. Кости целы, мягкое ушиблено только все да придавлено, — успокоил он девицу. — До свадьбы заживет, хотя не лекарь, конечно…
— Ничего ужасного, — передразнила она витязя. — Тебя б так придавило. — Она посмотрела на него злыми глазами, попробовала встать, но ойкнула и опустилась обратно на землю. — Видать, придется мне тут свадьбы дожидаться.
— Убираться надо отсюда побыстрее, — словно не слушая ее, проговорил витязь. — Вдруг тот поляк уже до караулов каких доскакал да с подмогой возвращается? Эвон как резво дунул… Жаль, Буян остался один. Притомился он, боюсь, двоих не вынесет.
— Э… Ягайло, ты чего это? Ты меня тут хочешь оставить? — не на шутку встревожилась девица.
— Да бог с тобой, девка, — отмахнулся витязь. — Ты меня за басурманина жестокосердного принимаешь?
— Нет… Я это… Но… А чего делать-то?
— Ладно, понял я. — Витязь повернулся к Буяну. — Иди-ка сюда, друже.
Конь подошел, осторожно переступая копытами и косясь на раскиданных по дороге покойников. Ягайло обхватил девицу за пояс и легко, без усилий посадил в седло. Та вскрикнула, зацепившись больной ногой за высокую луку. Закусила губу. Ягайло посмотрел на нее уважительно. Она в ответ окинула его непонимающим взглядом:
— А ты-то как, витязь? Пешком, что ль, пойдешь?
— Ну, не совсем чтоб пешком, но да, ногами, — ответил Ягайло.
Он развязал пояс с саблей и сунул ее в одну из седельных сум. Стянул через голову кольчугу. Достал из-за голенищ несколько ножей и, завернув их в железную рубашку, отправил следом. Сходил к мертвому коньку, с сожалением посмотрел на дорогое седло, позаимствованное на постоялом дворе, вынул из переметных сум кое-какие пожитки и, вернувшись, положил в свои. Помахал руками, как мельница крыльями, и взялся за стремя. Свободной рукой хлопнул Буяна по крупу, и конь пошел неторопливой мягкой рысью. Ягайло побежал рядом, чуть повисая на стремени, отчего шаги казались семимильными. Они углубились в приграничный лес.
— Слышь, витязь, а ты где так рубиться на саблях научился? — спросила его Евлампия.
— Как? — переспросил тот, стараясь не сбиться с ровного дыхания.
— Ну… Быстро. Наши-то дружинники вон, бывает, по полчаса мечами, как оглоблями, машут — и ничего. А ты вон — раз, два и все. Хотя при силище твоей мог бы, наверное, с одного удара коня со всадником в доспехах ордынских, войлочных, вместе пополам разрубить. А если еще мечом хорошим, таким, как в Дамаске куют, так и вовсе латного лыцаря.
— Лень, — коротко ответил Ягайло.
— Как лень? Не понимаю.
Витязь притормозил Буяна. Остановился сам, переводя дух.
— А так. Вот сколько сил надо потратить, чтобы полчаса мечом махать? Много, — сам себе ответил он. — Один же удар точный, под шлем или в стык латный, — и все, можно за другого врага приниматься. А попробуй ливонца того же мечом взять? Ему твои удары что горох, он их разве что слышит.
— Так просто? Почему тогда у тебя так споро выходит, а другим пыхтеть надобно?
— Это сначала понять надо, а потом в кровь впитать. Чтоб дума сама в том направлении разворачивалась. Чтоб руки сами искали одно уязвимое место, да как лезвие в него послать, да еще так, чтоб самому не открыться под вражий удар. Ну, а потом еще тренироваться долго. На чучелах соломенных да на единомышленниках.
— Трудно себе представить твоих единомышленников, — хмыкнула Евлампия.
— Ладно, хватит балаболить. Дальше поехали, — оборвал ее Ягайло.
Он пару раз глубоко вздохнул и снова направил Буяна по дороге мягкой, нетряской рысью.
— Слушай, Ягайло, — не унималась девица. — А вот скажи мне, почему тевтонцы да ливонцы в лыцарском доспехе воюют, в шеломах с забралами да мечами прямыми? Силой берут да ударом молодецким. Татары вообще в халатах воюют да в шапках войлочных, кольчуг почти не надевая. Верткие, быстрые, да с сабельками легкими. А мы ни то ни се. Вроде тяжелее татарских наши доспехи, но до рыцарских никак недотягивают.
— Да потому, что живем мы меж ними, как меж молотом и наковальней. То с запада на нас напрут, то с востока наскочат. Чтоб ливонцам противостоять, тяжелый доспех нужен, чтоб с татарином сладить — легкий, вот и приходится лучшее от тех и от других брать. А дружинник на все один. Вот и крутись как хочешь.
Евлампия понимающе покивала головой, а витязь замолчал, восстанавливая дыхание. Вскоре он придержал коня.
— Чего опять заминка-то? — вопросила Евлампия.
— Тсс. — Он приложил палец к губам.
Девица примолкла, оглядываясь, а Ягайло сунул руку в суму и нашарил там рукоять сабли.
— Ты, мил человек, не балуй, — донеслось откуда-то из-за деревьев. — А то пострадаешь, не ровен час.
Ягайло отпустил рукоять и поднял руки вверх, ладонями ловя направление, из которого исходил звук.
— И кто тут у нас? — донеслось из-за спины.
Витязь и девица обернулись. На опушке леса стоял человек в сером плаще с привязанными к нему веточками и листиками. Даже вблизи он был почти неразличим на фоне леса. Только короткий лук с тетивой вполнатяга и недобро поблескивающий наконечник стрелы привлекали к себе внимание. По осанке и манере держаться он должен быть как минимум воеводой отряда. Из лесу вышли еще несколько человек, одетых примерно так же и вооруженных кто чем — луками, мечами, короткими топориками.
— Кто такие? Откуда? Куда путь держите?
— Витязь Ягайло и девица Евлампия, по поручению Святослава Ивановича, князя Смоленского, — ответил Ягайло.
— И подорожная имеется? — подозрительно прищурился десятник.
— А как же? — ответил Ягайло и полез за пазуху.
Медленно, чтоб не вводить стрелков в искушение, извлек порядком потрепанный, пропахший потом свиток и протянул главному. Тот взял его, развернул и, дальнозорко держа на отлете, прочел, шевеля губами вслед словам.
— Яромир, — подал голос один из лесных бойцов. — Это точно Ягайло, знатный витязь. Только грязный и рожа вся обгорелая, потому и признал не сразу.
— Уверен, Вячко?
— Как есть уверен. Вот те крест, — размашисто перекрестился смахивающий на вставшего на задние лапы медведя воин, которого назвали Вячко.
— Да верю, верю, — ответил десятник и снова перевел взгляд на Ягайлу, девицы для него словно бы и не существовало. — Смотрю, тяжко вам пришлось. Никак с поляками зарубились, — оглядел он бурые брызги на рукавах Ягайлы и ногу девицы, опухоль и синеву которой едва прикрывал подол платья.
