Один из людей, находящихся на носу, видимо, подал гребцам сигнал. Лодка крутнулась почти на месте и ходко пошла обратно к берегу. Прежде чем она растворилась в непроглядной тьме, один из сидящих на носу мужчин, явно европейцев, заметил голову над леером и отпустил в ее сторону приветственно-издевательский жест.
За секунду перед мысленным взором юноши пронеслись странные преследователи, идущие за ними по диким лесам и предгорьям, загадочные обвалы, пожары и страшный взрыв в гостинице. Он перемахнул через леер, солдатиком, почти без всплеска погрузился в теплую соленую воду, вынырнул и, отфыркиваясь, как тюлень, поплыл к горящему тряпичному жгуту, свешивающемуся почти до самой воды. Другой его конец уходил в круглое отверстие, проделанное в небольшом пузатом бочонке, прикрепленном к просмоленному борту, поросшему водорослями. Ромка понял, что в бочонке порох, взрыва которого хватило бы на то, чтоб разнести корабль в клочья.
Поднырнув под адскую конструкцию, он забил ногами и дельфином выскочил вверх, стараясь перехватить горящий жгут повыше коптящего борт огонька, но попал рукой почти в самое пекло, вскрикнул и в облаке брызг вновь погрузился с головой. Морская соль вгрызлась в ожог сотней разъяренных ос.
Забив ногами, он вытолкнул себя на поверхность, с трудом приподнял голову над гребешками невысоких волн, снова вытянул вверх руку, на этот раз другую, и опять рванул. Пальцы вцепилась в промасленную веревку там, куда он и метил, но все равно получилось слишком близко к огню. Опалило и вторую ладонь. Пахнущее скипидаром масло, которым был пропитан импровизированный запал, тонким слоем покрыло его запястья и потекло вниз, к локтю. На мгновение стало легче, но потом масло вспыхнуло. Огненный шар опалил ресницы и брови.
Ромка задергался на веревке, рванулся. Что-то хрустнуло, затрещало, и бочонок плюхнулся в воду, чуть не ударив парня по темени.
— Эй, кто там бултыхается? — спросил сверху заспанный голос.
Ромка захрипел и чуть снова не погрузился с головой. Сейчас этот трескучий баритон был для него слаще пения сонма ангелов.
— Дон Рамон, вы, что ли?
Ромка попытался ответить и хлебнул изрядную порцию морской воды.
— Вот угораздило же благородного, — проскрипел голос. — Эй, Миро, твой хозяин решил искупаться на ночь глядя. Иди вылавливай.
Над едва различимым краем борта рядом с красным платком, повязанным на голове вахтенного, мелькнула светлая грива Мирослава. Он оказался около леера так быстро, как будто стоял рядом и только и ждал приглашения. Еще быстрее он перекинул свое худое тело, перевитое канатами мускулов и тонкой светлой повязкой на бедрах, через борт и оказался в воде.
Ромка воспринимал все как-то отстраненно, туманно. Всплеск, небольшой фонтан брызг, и вот уже под спиной надежная опора. Можно немного расслабить гудящие мышцы и поднять над жгучей водой обожженные руки. Рядом падает канат, и Мирослав нежно, словно пеленая ребенка, обвязывает его поясницу удобной петлей. Матросы, привычные к снастям, легко поднимают на палубу обмякшее тело. Мирослав что-то замечает в волнах, разжимает пальцы и, отталкиваясь от борта, касаткой входит в темную воду. Он выгребает обратно одной рукой, а второй опирается на бочонок, не успевший взорваться.
Ромку переваливают через борт и кладут на палубу, снова сбрасывают канат за борт и тут же, словно по мановению волшебной палочки, рядом оказывается Мирослав. Он присаживается на корточки рядом с Ромкиной головой, что-то говорит, но парень не может разобрать слов из-за стука крови в ушах. Мнимый слуга показывает ему предмет, из-за которого тот чуть не утонул.
Это действительно бочонок, но не простой. Задняя стенка — не скругленная, а плоская. На ней острые штырьки, которыми бочонок цепляется к поверхности. Все они погнуты Ромкиной тяжестью. Размочаленный обрывок фитиля не просто засунут в горловину, а закреплен в специальной трубочке. Острый запах скипидара, селитры, серы и почему-то свинца. Почти так же пахло в химической лаборатории княжеской дружины, когда в ней готовили специальные подрывные заряды.
Опершись на чью-то руку, Ромка оторвал голову от палубного настила.
— Дядька Мирослав, нас порвать хотели?
— Подорвать, — поправив юношу, угрюмо кивнул он головой. — Да, хотели. И опять непонятно, кто и за что.
Ромку неприятно кольнуло, что Мирослав сразу перешел к делу, не отметив его героической роли в спасении корабля и команды, но такова уж была суровая натура воина. Пора бы с этим смириться.
— А может, не нас? Может, другого кого?
Мирослав не стал даже отвечать, просто отмахнулся от этого предположения.
— Сейчас буча выйдет, — пробормотал он, глядя на быстро приближающегося капитана, подпрыгивающего от возбуждения. — Перетолмачь, что говорить будет.
— Вы должны немедленно покинуть мой корабль, — негромко перевел Ромка бессвязные крики капитана. — Остальное — ругательства. Грязные.
— Следовало ожи… — начал Мирослав, но докончить не успел.
Борт корабля сотряс тяжелый удар. Доски настила выгнулись под ногами людей кошачьими спинами, задрожали и взметнулись в небо грудой щепок. Крышка люка, ведущего в трюм, соскочила с креплений и полетела, сметая ребром все, что было на палубе.
Мирослав развернулся спиной к надвигающейся стене, покрепче прижав Ромкино лицо к своей груди. Крышка, твердая и теплая, как бок печки, подхватила его под ягодицы, подняла над леером. Ромкины ноги стукнулись о брус, венчающий борт. Тело дернулось, но Мирослав не выпустил его голову. Как летучий ковер из сарацинских сказок, крышка понесла их над темной водой. Из отверстия в палубе вырвался огненный смерч, прыгнул следом, лизнул темные доски и отступил. Еще до того, как русичи погрузились с головой в темную воду, корабль превратился в столб пламени, перечеркнутый черными строчками полыхающих снастей.
Двое мужчин, развалившихся на большом покатом камне, вздрогнули, когда их ушей достиг грохот взрыва, но не оторвали глаз от величественного и страшного зрелища.
— Огонь и вода, — задумчиво протянул один, худой и бледный, завернувшийся в глухой черный плащ. — Единство и борьба. Два полюса смерти, противоположные воздуху и земле — полюсам жизни.
— Чего? — переспросил второй. — Опять ты мудрено…
— Балда, — беззлобно отозвался первый. — Неуч.
— Как не по-нашему кукарекать, так балда, — немного даже обиделся второй. — А как заряды закладывать, так умный. Вот посуди, Тимоха, если бы я не придумал вторую бочку под скулу подвесить, то что бы мы сейчас делали? Лежали бы на песочке да крабьи клешни сосали, — ответил он сам себе. — Вишь, малец-то шустрый какой вымахал. Нашел один заряд и снять не побоялся.
— Просто он не знал, что это, вот и не испугался. А сколько христианских душ на тот свет отправили?! — процедил сквозь зубы тот, кого назвали Тимоха. — Три десятка, не меньше.
— Да ладно, какие они христиане, нехристи совсем, — взвился второй. — Идолищам молятся, как язычники.
