«Нет ничего нового под солнцем. Бывает нечто, о чем говорят: „Смотри, вот это новое“, но это было уже в веках, бывших прежде нас. Нет памяти о прежнем…» Есть, еще как есть, она здесь, она никуда не делась, она вновь переносит его обратно в детство, в тот день, когда Павел еще школьником впервые услышал невероятную историю «Марии Селесты». Тот рассказ, вычитанный в одном из журналов, — это была толстенная подшивка «Вокруг света» — Павел выучил наизусть. И скоро знал об этом корабле все, начиная с момента его постройки и до того дня, когда в начале января 1885 года красавица-бригантина была превращена океанским прибоем в груду плавающих щепок. Услышанная в детстве история не отпускала, и Павел в мыслях часто возвращался к событиям почти полуторавековой давности. Именно из-за них он даже выучил английский, чтобы самостоятельно проштудировать все доступные источники: газеты, журналы, воспоминания современников. Зарубежные, естественно, советская пресса сообщения о кораблях-призраках игнорировала. И в любое время дня и ночи с закрытыми глазами мог пересказать историю судна, покинутого экипажем по невыясненной причине и найденного четвертого декабря 1872 года в четырехстах милях от Гибралтара. Грустную историю, надо сказать, несчастливую, запутанную и с подобающим финалом. Построенная в доках Новой Шотландии — провинции на востоке Канады, бригантина в момент своего рождения получила название «Амазонка» и всю свою жизнь пользовалась дурной славой. Неудачи преследовали судно с первого же его выхода в море. Сначала погиб капитан, затем корабль несколько раз менял владельцев — до тех пор, пока бригантину не выкинуло на берег во время шторма у берегов той же Новой Шотландии. После ремонта корабль попал в руки к новому хозяину — американцу, он-то и переименовал бригантину в «Марию Селесту». Под этим именем она и прославилась как корабль-призрак. Свободно дрейфующее, покинутое экипажем судно между Азорскими островами и Португалией обнаружил идущий встречным курсом корабль. На «Марию Селесту» так же, как и на этот злосчастный австралийский катамаран, с брига «Деи Грация» высадились, тщательно обыскали и осмотрели покинутое экипажем судно. Но без толку — на корабле не оказалось ни живых, ни мертвых. Лючные крышки лежали на палубе, а окна кормовой надстройки, где находилась капитанская каюта, закрыты брезентом и заколочены досками. Промежуток между палубой и переборкой полностью заполнился водой, она залила трюм, заполнив его на три с половиной фута. Других повреждений у бригантины не было. Расположение вещей, предметов, обстановка — все говорило о том, что судно в шторм не попадало. В капитанской каюте и в кубриках был порядок, все ценные вещи, деньги и драгоценности, оказались нетронуты, так же как и груз — одна тысяча семьсот один баррель спирта. Также на месте оказался судовой журнал, полугодовой продовольственный запас и трубки матросов. Зато исчезли карты, документы на груз, а также секстант и хронометр.
Делалось немало попыток объяснить всю эту чертовщину. Учрежденная Британским адмиралтейством комиссия провела обстоятельное следствие с подробным обследованием судна (в том числе и ниже ватерлинии) водолазами и тщательным опросом очевидцев. Самой привлекательной была версия пиратского нападения на корабль — именно к ней склонялись и журналисты, и следствие, и простые обыватели. Но мешало одно маленькое «но»: похитив людей и навигационные приборы (даже если учесть, что в те времена они ценились очень высоко), пираты почему-то не тронули груз спирта-ректификата. Версии: мятеж на борту, воспламенение паров спирта — не подтвердились, гипотеза о сговоре капитанов «Марии Селесты» и «Деи Грации» также оказалась несостоятельной. Единственное, в чем все сторонники и противники различных вариантов развития событий в тот роковой день были единодушны, так это в том, что экипаж покинул бригантину самостоятельно. В пользу этой вероятности говорили сразу два факта — исчезновение единственной шлюпки и отсутствие на камбузе следов приготовленной пищи. Возможно, ее прихватил с собой кок для остальных членов экипажа и пассажиров. Всего на борту «Марии Селесты» по состоянию на двадцать четвертое ноября 1872 года, если верить записи в судовом журнале, находилось десять человек. Восемь членов команды — капитан Бенджамин Бриггс, Альберт Ричардсон, помощник капитана, а также второй помощник капитана, четверо матросов, стюард и кок в одном лице. И две пассажирки — жена капитана «Марии Селесты» Сара Элизабет Бриггс и их дочь София Матильда Бриггс, двух лет от роду. И они исчезли, все до единого. Павел был готов дорого заплатить за то, чтобы узнать, что же там произошло, в этот промежуток времени с двадцать четвертого ноября 1872 года — даты последней записи в журнале капитана — и до четвертого декабря, когда судно было найдено покинутым. И вот новая, почти в точности повторившаяся через сто сорок лет история с катамараном у Большого Барьерного рифа выдернула на поверхность подзабытый уже порыв, страстное, граничащее с манией желание узнать, что же на самом деле произошло на борту «Марии Селесты», а лучше увидеть это все собственными глазами. «Если обойдется, то никаких денег не пожалею», — подумал Павел тогда, разглядывая тучи над вершинами Швейцарских Альп с балкона своей одноместной палаты. И уже через несколько дней после этого сообщения во время очередной консультации радостный, круглый и розовый, как воздушный шарик, профессор сообщает, что господин Sergeeff может не волноваться. Он абсолютно здоров, вот подтверждение — все показатели в норме, некоторые даже превышают ее. Формула крови восстановлена, вот спектрограмма и расшифровка.
Два независимых специалиста подтвердили, что опасности для жизни нет, операция в обозримом будущем не понадобится и здоровью пациента ничего не угрожает. В общем, все в порядке, диагноз-приговор снят и о нем надо поскорее забыть. И лучшее лекарство, которое ему, профессору, известно, — это путешествие, желательно кругосветное. У Павла на этот счет были свои соображения, и делиться с врачом он ими не стал. Подписал счета, собрал вещи и в аэропорт, в Москву. И уже на следующий день оказался в кабинете начальник клиентского отдела компании «Сколково. Хронотуризм». Посмотрел их прайс, обсудил его — по пунктам — с предупредительным и разговорчивым господином Косовским и решился. Второй день рождения как-никак, чего мелочиться, давайте уж по максимуму. Вопрос решился легко и непринужденно, к удовольствию обеих заинтересованных сторон. Договор, в котором турагентство обязуется оказать клиенту за соответствующую плату туристическое обслуживание, Павел подмахнул не глядя. Чего читать, и так понятно, что эти очкастые умники снимают с себя любую ответственность и «в случае непредвиденных обстоятельств» в гибели туриста виновным окажется сам турист. Бодаться с этой лавочкой бесполезно, да и выйдет, в конце концов, себе дороже. Сергей Рудольфович как бы невзначай обмолвился, что бизнесу «Хронотуризм» придан статус госпроекта, курируют его на таких уровнях, что даже обеспеченным людям и не снились, а территория института и лаборатории охраняется покруче, чем атомные станции и президентские резиденции, вместе взятые. Да и не в этом дело: обычные осторожность, осмотрительность и практичность сразу остались за порогом кабинета, здесь их присутствие было неуместно. Гарантированная возможность вернуться почти на полтора века назад и оказаться на борту корабля-призрака затмила голос разума. Не отрезвила и значительная сумма, ушедшая с кредитки на счет турфирмы, — сейчас Павел думал только об одном. Он давно смирился с тем, что есть вещи, которые нельзя купить ни за какие деньги. Здоровье, например, или лишний год жизни. Но сейчас в его мировосприятии образовалась значительная брешь, в нее уже утекли полмиллиона долларов, и еще столько же были готовы отправиться следом. И черт с ними, значит, туда им и дорога… Деньгами Павел разбрасываться не привык, цену многим вещам отлично знал и переплачивать не собирался. Но то, что предлагали эти умники, было не просто невероятным или фантастическим — здесь, в этих окруженных кольцами охраны и минными полями стенах института и лаборатории, сказка действительно становилась былью. А за возможность реализовать мечту не то что часть состояния — последнее отдашь.
