Далее нарком перешел к организационным и техническим вопросам. Начальником нового подразделения НКВД — Особого исследовательского бюро (ОИБ) Берия назначил не Кобулова, как предполагал Сергей, а лично себя. Кобулова же назначил заместителем, с сохранением за ним должности начальника ГЭУ.
Что же касается режима содержания «объектов», то, несмотря на требование максимальной изоляции, его предполагалось сделать по возможности свободным и комфортным.
— Эти товарищи не совершили никаких преступлений против Советской власти, а если и совершили, то в далеком будущем, что вне пределов нашей юрисдикции, — усмехнулся Берия. — Поэтому мы не можем держать их в тюремных камерах. Кроме того, это нерационально, будет препятствовать созданию товарищеской доверительной атмосферы.
Правильнее найти в окрестностях Москвы отдельно стоящую небольшую усадьбу в приличном состоянии, с хорошим подъездом. Товарищ Сталин и я тоже еще не раз захотим побеседовать с нашими гостями.
В завершение инструктажа Берия внимательно оглядел присутствующих офицеров.
— Еще один важный вопрос, — улыбка исчезла с лица наркома, а его взгляд стал жестким и холодным. — В беседах с вашими подопечными вы непременно узнаете, что там, в будущем, дело Ленина-Сталина было предано. Созданная потом и кровью миллионов советских людей держава была разрушена, а вместе с ней пала и Мировая система социализма, в которую в то время уже входило множество государств. Пробравшиеся в верхи партии и государства перерожденцы и предатели пустили на ветер наши труды и обратили их в личные счета в иностранных банках. Им надоело служить народу, они хотели иметь все в частной собственности, чтобы наслаждаться жизнью и бездельем за счет народа и во вред ему. Мы знаем, как такое происходит. Совсем недавно наши органы под руководством товарища Сталина ликвидировали крупный заговор подобных мерзавцев. Но вот наши «товарищи потомки» явно оказались не на высоте, у них подлым заговорщикам удалось одержать победу. Товарищ Сталин сказал, что, видимо, мы были непозволительно мягки. Видимо, проявили излишний либерализм. Видимо, эту заразу следовало выжигать каленым железом без малейшей жалости, чтобы она уже никогда не возродилась. Теперь данный нам в будущем урок будет усвоен. Допущенные ошибки будут исправлены! Такое будущее не состоится! Мы его не допустим!
Получив это напутствие, порядком ошарашенные, офицеры покинули кабинет наркома, и совещание было продолжено уже в кабинете Кобулова. Тот еще раз подчеркнул важность и секретность задания, а особенно его срочность. Начать работу с «гостями» следовало не далее как завтра, не дожидаясь, пока тех переместят из внутренней тюрьмы Лубянки, где они пока в относительно приличных условиях содержались, на новое место. Подбор этого места и прочие хозяйственные проблемы комиссар взял на себя, а вот темы и методы бесед предложил немедленно разработать новоиспеченным сотрудникам ОИБ. В процессе обсуждения было решено, не допуская общения «гостей» между собой, по особенно важным или неясным вопросам беседовать с каждым, тщательно фиксировать такие беседы, а потом сравнивать. Учитывая требования абсолютной секретности, а также тот факт, что большинство офицеров не прошли курсов стенографии, Кобулов обещал изыскать несколько комплектов закупленных для НКВД в Германии новейших звукозаписывающих аппаратов фирмы AEG, называемых «магнитофонами». Впрочем, стенограммы бесед все равно требовалось ежедневно расшифровывать и перепечатывать на машинке лично.
Кроме того, были предварительно определены основные направления и назначены ответственные за них. Горелову, как он и ожидал, досталась работа по его «специальности» в ЦКБ-29, то есть по авиации и всему с ней связанному. А плюс к тому сбор информации о грядущих научных открытиях.
Совещание продолжалось часа три, после чего Кобулов предложил каждому сегодня хорошо все продумать, а с утра приступать к делу. Потом закрыл совещание и отправил фотографироваться на новые удостоверения и спецпропуска.
Глава 2
Вместе с сознанием к Николаю Ивановичу пришла боль. Ужасно болела голова, сильная боль чувствовалась в районе бедер и ягодиц, ныло сердце, да и все тело порядком ломило. Немного полежав, прислушиваясь к своим ощущениям, он понял, что лежит в кровати на боку, и попытался открыть глаза. Удалось это не сразу, ибо ко всем уже имеющимся источникам боли добавилась еще и резь в глазах, будто они были сильно запорошены песком. Но проморгаться все же удалось, и Николай Иванович смог немного осмотреться. Помещение, где он находился, явно было больничным, что вполне определенно подтверждало и обоняние. Судя по интерьеру, больница была жутко провинциальной. Если вообще не сельской. Тут он вспомнил, что с ним, собственно, произошло: самолет Уральских авиалиний, объявление по трансляции об аварийной посадке, суета стюардесс, пытающихся скрыть свой страх под дежурными улыбками, сильная тряска и страшный удар на земле, крики, попытка подальше отбежать от самолета.
— Выходит, что убежать мне не удалось, — сообразил Николай Иванович. — Поэтому и больница. И дернул же меня бес лететь самолетом, можно подумать, что эти лишние сутки поездом что-то особо решали! Долетался, сокол!
Немного разобравшись с ситуацией, он попытался подвигать руками и ногами. Судя по всему, конечности были на месте. Но вот попытка приподнять голову прошла неудачно. Голова немедленно закружилась, и он снова соскользнул в беспамятство.
Когда Николай Иванович пришел в себя следующий раз, то в палате обнаружилась медсестра. Молодая девушка в старомодном белом халате из плотной ткани и не менее старомодном белом платке, повязанном уж совсем архаичным способом, как у сестер милосердия на старых фотографиях, дремала на стуле возле кровати. Почувствовав движение, она открыла глаза и улыбнулась.
— Очнулись, больной? Как вы себя чувствуете?
— Не очень, — признался Николай Иванович, с трудом ворочая засохшим языком. — Больно и голова кружится. Давно я тут валяюсь? И что со мной?
— Раз в себя пришли, то ничего страшного, — сообщила ему медсестра с улыбкой, — контузия от удара по голове и еще ожог, но тоже не страшный. Мы вас обязательно вылечим. А без сознания вы были более трех суток. Пить хотите?
— Хочу. — Девушка взяла с тумбочки что-то вроде чайника с носиком и поднесла ему ко рту.
Николай Иванович жадно сделал несколько глотков, ворочать языком сразу стало легче.
— У вас не найдется таблетки какого-то сильного анальгетика? — спросил он, напившись. — Голова очень болит и вообще…
Девушка кивнула, снова потянулась к тумбочке и поднесла к его губам белую таблетку.
— Что это?
— Аспирин, — сообщила сестра. Николай Иванович поморщился.
— А чего-нибудь поэффективнее не найдется?
Медсестра молча пожала плечами.
— Понятно, а еще пишут, что ситуация с медициной все время улучшается. — Он взял таблетку губами и запил ее из поднесенного сосуда с носиком.
— Мои не появлялись? В смысле, жена дети и прочие родственники. Вы им сообщили, что я тут?
