Родители Светланы, несмотря на то что ее отец был этническим таджиком, тоже решили переехать в Москву, где их особенно никто не ждал. В новой России ученые-филологи оказались никому не нужны и, так как в их семье не принято было откладывать деньги на черный день, они как-то сразу провалились в беспросветную бедность. Иногда не на что было купить хлеб: мало того, что после инфляции зарплата ученых стала до неприличия нищенской, но даже ее не выдавали месяцами! Отец никак не мог найти работу, и тогда, купив на последние сбережения подержанный «жигуленок», начал заниматься частным извозом, чтобы хоть как-то свести концы с концами. Счастья это приобретение семье не принесло: в 1996 году в его машину на полной скорости врезался навороченный джип, за рулем которого сидел пьяный «новый русский», отделавшийся легким испугом. Отец скончался на месте, а мать еще какое-то время продержалась на импортных лекарствах, которые стоили сумасшедших денег. Но через два месяца ушла и она, оставив маленькую дочь на попечение своих престарелых родителей.
Светлана мечтала поскорее вырасти, начать работать и помочь «деду с бабой» вылезти из болота нищеты. Но не успела… Дед, родившийся и выросший в Грузии и воспитанный в кавказской традиции нести ответственность за материальный достаток в доме, не смог перенести всей унизительности своего нового положения. Он мучительно переживал, но вида не показывал, даже пытался шутить, скрывая свое отчаяние от родных и близких. Но сердце не выдержало такой нагрузки, и он скоропостижно скончался прямо на улице, по дороге в свой родной институт. Светлана долго горевала, но надо было жить и помогать совершенно отчаявшейся бабушке, а как — она не знала. Но в жизни всегда есть место чуду!
В 2008 году из Дагестана позвонил старый приятель деда, которому тот в свое время помог с докторской диссертацией. Он написал книгу о Светланином дедушке и приглашал их с бабушкой на ее презентацию в Институт языкознания. Там она и познакомилась с Дином, оказавшимся сыном дедушкиного друга. Узнав о бедственном положении ее семьи, он уже на следующий день позвонил и, между прочим, поинтересовался, не согласится ли Светлана, которой на тот момент едва исполнилось восемнадцать, работать редактором одного очень уважаемого издания. Что делать? Причесывать и доводить до ума опусы «новых русских», которые почти поголовно ринулись в творчество, стали заниматься сочинительством и безумно жаждали писательской славы! Но поскольку они были лишены не только творческого дара, но и элементарной грамотой не владели, их произведения приходилось практически целиком переписывать, благо, денег на это хозяева жизни не жалели. Света, не раздумывая, согласилась. Воспитанная в семье филологов, она прекрасно владела словом, обладала врожденной грамотностью и литературным вкусом. И вот теперь у нее была интересная и весьма прилично оплачиваемая работа, к тому же надомная. Не нужно тратить время на дорогу и нудное сидение в офисе, а значит, и учеба не пострадает.
Она порой так увлекалась, что превращала примитивный текст какого-нибудь тульского авторитета в полное драматизма произведение. Тот почивал на лаврах, а слава о замечательной «редакторше» распространялась так быстро, что скоро выстроилась целая очередь желающих доверить именно ей то, что написано кровью (в прямом смысле этого слова). В общем, Дин кардинально изменил ее жизнь, не дав им с бабушкой окончательно скатиться в пропасть, и поэтому, когда он вчера позвонил и попросил ее съездить на Енисейскую улицу, навестить одну таджикскую семью и разузнать о ней как можно больше, она с радостью согласилась: да и дома засиделась, давно никуда не выходила. Но трясясь в вагоне метро, от души за себя порадовалась. Как хорошо, что ей никуда не надо ездить, этих каждодневных мучений она бы не пережила.
Договориться с Хадишей о встрече оказалось проще простого: как только Светлана назвала по телефону имя своей бабушки, та сразу согласилась, даже не поинтересовавшись, зачем она ей понадобилась. Они условились на сегодня, на семь вечера. Знала бы Света о том, что в час пик в метро лучше не ездить, то перенесла бы встречу на более позднее время, но теперь, чего уж там, приходилось терпеть.
Хадиша встретила ее с распростертыми объятиями: она очень хорошо помнила бабушку, которая столько сделала для таджикских народов, всегда была такой приветливой и доброй, никогда не приезжала в село без гостинцев для детей.
Усадив ее за стол, на котором красовались свежеиспеченные лепешки, мед, варенье, сыр, орехи, она долго расспрашивала ее о бабушке, всплакнула, узнав о смерти родителей и деда, очень расстроилась, что такая красавица до сих пор не замужем.
— Да, раньше такую хорошую девочку обязательно бы засватали. — Хадиша все никак не могла успокоиться.
— Да что вы, тетя Хадиша. Это в Таджикистане девочек сватали и сватают до сих пор, наверное. В Москве давно уже никто так не делает. Поэтому, чем ты скромнее и тише, тем меньше шансов найти кого-нибудь. Ну, есть еще вариант устроить личную жизнь с кем-нибудь из сослуживцев. Но я работаю дома. Так что — увы!
— Да, дочка, ты права. Ведь раньше как было: хорошая партия — это военные, ученые, строители, инженеры (правда, не все). Рабочие тоже хорошую зарплату получали, во всяком случае, семью могли содержать. Все они потом стали нищими. И как-то сразу поникли, за что я их, конечно, не виню. Вот и получается: в своем кругу найти кого-то трудно, а бизнесмены там всякие, коммерсанты — они больше реагируют на ярких, как это принято сейчас говорить, сексуальных, доступных женщин. Просто «хорошие» им не нужны.
Светлана с удовольствием пила вкусный, заваренный на горных травах, чай, ломала еще горячую лепешку, густо намазывала ее медом, сверху клала кусочек соленого сыра и с наслаждением отправляла в рот все это великолепие.
— Давно я так вкусно не ела. Можно сказать, с самого детства, — вспомнив семейные завтраки, с грустью обронила Светлана.
— Эх, хорошая ты. Познакомить бы мне тебя с Сергеем! — Хадиша и сама не поняла, как вылетело у нее это имя. Обычно она никому, никогда и ничего не рассказывала о своем благодетеле.
— А кто такой Сергей? — поинтересовалась Света.
— Долгая история. Мы при советской власти у себя в Таджикистане жили хорошо. Не так чтобы роскошествовали, но хлеб всегда был на столе, маслом и медом тоже могли себя побаловать, одевались неплохо, в Москву, на море, в Крым летали, детей рожали, не особенно заботясь об их будущем. Я ведь учительницей в школе работала, а муж у меня был главным механизатором совхоза, так что жили, дай Аллах каждому! Потом этот Горбачев, которому я не желаю добра, хотя и человек я, вроде как, не злой, со своей перестройкой. Уже тогда было видно — что-то не так. Но мы, как дураки, всему верили, и даже радовались, что у нас появились какие-то новые шмотки, жвачки эти разные. Глупые были. А потом уже Ельцин — выпивал много, несерьезный человек, со своими дружками страну развалил. И вот тут-то началось: кто был у власти, бросился хватать все, что попадало под руку, а кто не был, но силу чувствовал, тоже захотел в этом поучаствовать. Нас, простых людей, отодвинули в сторону. Деньги платить перестали, наступил настоящий голод, нищета. А потом за жирный кусок стали воевать, банды сколачивать, народ грабить. Мы, чтобы выжить, — ведь и муж, и сын, и я работу потеряли, — открыли небольшую пекарню. Лепешки вдвоем с невесткой разносили по домам. Себя, во всяком случае, прокормить могли. Но тут пришли какие-то шакалы и сказали, что за право работать на их земле (когда она их стала?) мы должны платить. Мои мужчины с этим не согласились. В результате наш дом сожгли, муж, сын и невестка — все погибли. Я только вот спаслась, да Хакимчика успела вытащить. Наши сельские помогли собрать денег на дорогу в Москву, здесь у меня средний сын на заработках был. Прилетела, но его так и не нашла. Пошла подъезды мыть, мусор убирать, сняла каморку в коммунальной квартире. И все бы ничего. Мне ведь много не надо. Главное, чтобы Хакимчик был одет, обут и не голодал. Но тут в Москве начали травить всех нерусских. Я на работе была, а внук на улицу выскочил, маленький был, а я по глупости дверь, наверное, не заперла. Так его эти бритые нашли, и стали издеваться, потом бить. Если бы не Сергей, так, наверное, и забили бы до смерти. — Хадиша рукой утирала слезы, бегущие по ее щекам.
