3. Не изменять ни имени, ни фамилии, ни отчества.
4. В случае рождения дочери дать ей такие же имя и фамилию.
5. Если родится сын, назвать Петром, а фамилию оставить ту же, что и у нее.
— Отец, я тебя очень уважаю и люблю, но зачем ты все это рассказываешь мне? — Евгений явно заскучал. Ему хотелось побыстрее покинуть эту мрачную душную комнату, тем более что сегодня он собирался от души повеселиться на университетской вечеринке, попить вдоволь пива и потанцевать с девчонками с параллельного потока, которые казались ему гораздо привлекательнее сокурсниц.
— Не рви удила, как молодой жеребец, — строго сказал отец. — Ты — мой единственный сын. Кольцо мне передать некому. Я чувствую, что мне долго не прожить, год-два от силы. Успокойся, сядь на место. Я не нуждаюсь в сочувствии. Хотя твой порыв мне приятен. Итак, при первой же возможности ты должен вернуться в Россию, приехать в Москву, найти этот дом на Малой Ордынке, там, в квартире, на первом этаже должна жить некая Аглая Крупнова, покажешь ей этот ключ-печатку и спросишь про ларец. Она должна отдать тебе его без каких-либо условий. В ларце найдешь кольцо, надень его. Судя по всему, ты и есть тот самый Белый Царь, который должен привнести в мир гармонию.
Чтобы скрыть свое волнение, Евгений ляпнул первое, что пришло в голову: «А почему именно я?» Но тут уже возмутился отец.
— Потому что математику в школе надо было изучать, а не ворон считать. Но это я так, погорячился, прости. Итак, обещай мне выполнить все в точности, как я сказал, и тогда я спокойно смогу уйти. Ей-ей, не могу понять, почему избранником оказался именно ты: вроде совершенно обычный ребенок, такой же, как и все, шалопай. Ну, да там, на небесах виднее! А потом, с тобой много чудного происходило: ты ведь в 10-месячном возрасте по нерадению няньки выпал на ходу из машины, и ничего, ни одной царапины; в гимназии на соревнованиях по скалолазанию сорвался вниз и вроде должен был разбиться, но отделался легкими ушибами — упал на сваленные внизу рюкзаки. Так что дерзай. Я свой долг выполнил. Теперь тебе предстоит сделать то, к чему мы, Труваровы, шли через столетия. А сейчас, на этой возвышенной ноте, позволь остаться одному, мне еще надо поработать. Да! Чуть не забыл, а то начнешь предъявлять претензии хранительнице: у кольца был небольшой дефект, там не хватало камушка, но именно с этим дефектом оно и было передано нам. Так что не подозревай людей ни в чем плохом.
Евгений вышел через приоткрывшийся стеллаж и отправился по своим делам, очень скоро забыв о разговоре с отцом. Но через два года тот действительно умер, и после его похорон Евгений Викторович, которому исполнилось 23, ощутил в себе кардинальные перемены. Он отдалился от шумной компании богатых повес, серьезно занялся изучением истории, психологии и социологии, защитил докторскую диссертацию по государственному праву в Оксфорде, стал профессором истории в Сорбонне. Кроме того, он много времени уделял единоборствам, гребле и фехтованию, закалял волю и укреплял дух. Не отваживаясь самому себе в этом признаться, он, по всем признакам, готовился к тому, о чем говорил отец. И с каждым годом мужания чувствовал, что все более соответствует своему высокому предназначению.
В 2005 году ему попалась на глаза изданная ограниченным тиражом книга «Небополитика. Краткий курс», где был дан прогноз относительно ближайшего будущего России, и говорилось о том, что во втором десятилетии XXI века там должен объявиться Белый Царь. Особенно поразило его то, что имена и фамилии некоторых членов авторского коллектива соответствуют тексту пророчества. Он, сын рационального века, логического объяснения этому не находил, но вынужден был признать, что вся эта история взволновала его чрезвычайно. Написав короткий отзыв на прочитанную книгу, он направил ее по указанному электронному адресу, после чего между ним и Академией небополитики завязалось весьма плодотворное сотрудничество.
Ему было интересно общаться с «академиками», чьи оригинальные идеи формировались в самом начале этого века в Клубе выпускников Военного института иностранных языков, который все они в разное время закончили. Труваров много слышал об этом уникальном учебном заведении еще там, на Западе, в годы своей юности и молодости. Его отцом-основателем считался граф Алексей Алексеевич Игнатьев, служивший в предреволюционные годы русским военным атташе в Париже. Легендарный был человек. У него в руках оказались 250 миллионов царских рублей, предназначавшихся для закупок оружия у стран Антанты. После революции он мог их совершенно спокойно присвоить. Даже если не присвоить, то спокойно жить на проценты от этой суммы. Но он вернул деньги новому государству.
Своей идеей подготовки суперагентов для Красной Армии граф как-то поделился с вождем народов, который быстро улавливал все позитивное. И вот, в феврале 1940 года были открыты курсы языковой подготовки офицеров Красной Армии. Спустя год их преобразовали в Военный институт иностранных языков, который сразу же стал вожделенной целью многих молодых людей. Да и как не стать, если присущее юношеству желание познать мир было велико, а возможность попасть за «железный занавес» практически отсутствовала?! А вокруг этого военного вуза витал некий флер романтики и таинственности — знакомство с разными странами и континентами, общение с представителями различных рас и народов, посещение всевозможных культовых мест, а самое главное, выполнение специфических задач, призванных обеспечить безопасность и процветание страны. Это был единственный вуз, предоставлявший возможность проявить себя на патриотическом поприще вдали от родных осин. Если еще добавить, что работа «там» оплачивалась в десятки раз лучше, чем «здесь», то понятен интерес к этому заведению не только «вьюношей бледных со взором горящим», но и их родителей. Министры и маршалы, ответственные работники советских трестов и главков, генералы и адмиралы, крупные ученые и маститые представители культуры и искусства мечтали отправить своих чад за забор краснокирпичного комплекса, построенного еще во времена Николая I на Волочаевской улице в Москве. Понятное дело, что при таком ажиотажном спросе вступительный конкурс был огромным, и многим удавалось попасть в вожделенные списки только благодаря влиятельным папам и мамам. Таких называли «мазниками», и к ним основная масса курсантов, выходцев из различных регионов страны, поступивших благодаря своим знаниям и талантам, относилась с легкой иронией.
В народе ходили упорные слухи о том, что в ВИИЯ готовят суперсекретных агентов, разведчиков всех мастей и дипломатов, что абсолютно соответствовало действительности. Военный институт иностранных языков готовил не столько переводчиков, сколько толмачей смыслов, которым для того, чтобы правильно делать свою работу, было крайне необходимо не только прекрасно знать иностранный язык, но и культуру, быт, нравы, традиции его носителей. А поскольку в то далекое время не только туда, но и оттуда редко кто приезжал, переводчик оказывался одним из немногих русских (советских) граждан, кто мог донести хоть какую-то информацию о собственной стране до любопытных аборигенов. А здесь без основательных и разносторонних знаний обойтись было невозможно. И потому выпускники ВИИЯ были ребятами, как правило, начитанными, грамотными, эрудированными, что, впрочем, в армейской среде им авторитета не прибавляло. Строевые офицеры всегда с недоверием поглядывали на этих раскованных, много знающих, чувствующих себя достаточно свободными, имеющих доступ не только к Уставу, но и к другим интересным, и не только на русском языке, книгам коллег. Поскольку определенная кастовая замкнутость виияковцев существовала всегда, на призыв Алексея Назаревского, настоящего пассионария и стопроцентного виияковца, создать Клуб выпускников этого легендарного вуза многие откликнулись сразу же и с неподдельным энтузиазмом.
