— Ну, ты, х…! Дай закурить! — сама форма обращения не оставляла никакой возможности перевести назревающий конфликт в мирное русло, но Дин открыто улыбнулся в ответ на их «приветствие» и замахал руками, как это делают глухонемые, показывая жестами, что сигарет у него нет.
— Да он глухонемой, мать его…! Ну его в ж…! И так Богом обиженный, — с этими словами они уступили ему дорогу и пошли дальше, а Дин еще какое-то время продолжал мычать, демонстрируя свое желание пообщаться. Но тогда рядом не было Ланы, не готовой к такому спектаклю. Пока он размышлял, как поступить, ситуация разрешилась совершенно неожиданным образом. Когда один из парней протянул руку, чтобы выхватить у Ланы сумку, она резким движением ноги нанесла ему удар в голень. Тот, не ожидая такой реакции, согнулся от дикой боли. И совершенно зря, так как сразу же получил сильнейший удар коленом в челюсть, после чего рухнул навзничь и затих. Лана же, резко отведя локоть назад, встретила второго нападавшего, тут же, с разворота, нанесла ему удар голенью в бедро, после чего добила его кулаком. Третий, не дожидаясь своей очереди, пустился наутек. Все произошло в какие-то доли секунд, после чего Лана, как ни в чем не бывало, взяла Дина под руку и сказала: «Путь свободен, мой господин!»
Дин был так удивлен, что даже не попытался ей подыграть. Нет, если бы она картинно махала ногами, выкрикивая традиционное «и-и-и-я-я-я!» в подражание героям голливудских боевиков, то он бы не был столь озадачен. Подобные приемы нельзя было усвоить в любительской секции по единоборствам. Каждый ее удар был отработан до автоматизма и нацелен лишь на одно — вывести противника из строя сразу и надолго. Так дерутся только профессионалы, те, кому это необходимо в силу, так сказать, служебных обязанностей. Ему стало не по себе. Он ответил что-то, типа, «ну, ты, мать даешь!», и всю дорогу до гостиницы молчал, пытаясь разобраться в своих ощущениях.
— И где ты этому научилась? — спросил Дин, когда они уже собирались ложиться спать.
— Ты о чем?
— Не притворяйся, будто не понимаешь. Где ты этому научилась? — Он пристально смотрел ей в глаза, пытаясь уловить малейший намек на неискренность.
— Этот разговор нельзя отложить до завтра? — Она явно пыталась выиграть время, чтобы придумать какое-нибудь правдоподобное объяснение.
— До завтра это подождать не может. У меня на твой счет возникли подозрения, которые негативно сказываются на степени моего к тебе доверия. — Он заговорил вычурно, потому что волновался, догадываясь, каким будет ответ.
— Этому меня научили на укосовских курсах в Балашихе. — Она стояла с безвольно опущенными вдоль тела руками, всем своим видом демонстрируя крайнюю степень сожаления.
— Понятно. Кто инструктором был? Прокопьев, небось?
— Да, Василий Викторович…
— Сразу видно. И на кого же ты работаешь?
— На Лазуренко.
— Известная личность.
— Да уж.
— И давно?
— Давно!
— Значит, со мной — это задание?
— Нет, с тобой — все взаправду, и если ты наберешься терпения и выслушаешь меня, я постараюсь все объяснить. — Дин не почувствовал фальши в ее словах, только горечь.
— Ну, что ж! Валяй! — он подошел к мини-бару, налил в стакан водку и пиво, сел в кресло и зажег сигарету.
— Я рассказывала тебе, когда и как попала в Москву, чем занималась, чтобы выжить. Я уже три года проработала в шоу, когда однажды ко мне после выступления подошел мужчина лет сорока и попросил уделить ему время. Он был явно не из завсегдатаев нашего заведения и не из тех, кто хочет поразвлечься с доступной, за хорошие, правда, деньги, девушкой. Но от него исходила какая-то мощная энергетика, уверенность в себе и в том, что я не откажу. Так оно и вышло. Мы сели в мою машину, где он представился полковником ФСБ и сказал, что они заинтересованы в сотрудничестве со мной. Тогда они вели наблюдение за одним весьма влиятельным в Москве человеком, который часто бывал в нашем заведении и проявлял ко мне интерес. В мою задачу входило войти с ним в контакт, узнать его привычки, проследить связи, что я с успехом и сделала. Через полгода Гондалев…
— Борис Иванович? — перебил ее Дин, подлив себе еще пива и закурив очередную сигарету.
— Борис Иванович дал мне другое задание. Я бы ни за что не согласилась с ними сотрудничать, если бы почувствовала, что меня просто используют, как живца на рыбалке. Все было по-другому. У нас сразу сложились такие отношения, будто я для него — очень важный человек…
— Ну, Борька — известный агентурщик! — заметил Дин.
— Разрабатывая очередную операцию, — продолжала Лана, — он не только посвящал меня в ее замысел, хотя может, и лукавил при этом, не знаю, но и тщательно обсуждал со мной все детали предстоящего дела. Да, да, именно дела. Потому что то, чем мы занимались, было важно не столько даже для него…
— Сколько для судеб нашей многострадальной Родины, — насмешливо закончил фразу Дин.
— Не ерничай! Именно так. И хорошо, что ты это сказал — я не умею говорить красиво, от высокопарных слов меня просто тошнит. Но дело не в этом. Мы разрабатывали тех представителей тогдашней российской элиты, которые целенаправленно тащили страну в болото, прикрываясь красивыми словами о светлом будущем. А я с детства этих горлопанов терпеть не могла. В общем, со временем Гондалев стал привлекать меня к более серьезным операциям, связанным, скажем так, с устранением особо одиозных персонажей. Видимо, я прошла испытательный срок, и он мне предложил учиться, то есть стать профессионалом, работающим под прикрытием. Я согласилась. К тому времени мне настолько обрыдли все эти сытые рожи, которые я наблюдала каждый вечер, что придание осмысленности моей жизни было настоящей палочкой-выручалочкой.
— То есть моя рожа тоже обрыдла, — с ноткой обиды в голосе даже не спросил, а как бы подытожил ее слова Дин.
— Твоя — нет! Ты никогда не хамил, всегда корректно вел себя с девчонками, был щедрым и добрым, ты вообще был всеобщим любимчиком, — при этих словах Дин невольно расплылся в улыбке.
— Не улыбайся, как чеширский кот! Я, конечно, форменная дура, что тебе об этом говорю, но многие девчонки были в тебя влюблены: такой представительный, богатый, независимый, не склонный к самолюбованию, в общем, настоящий мужчина.
— Я сейчас воспарю.
— Не воспаришь. И не думай, что я тебе позволю и впредь шататься по барам. Хватит, нагулялся! — Раньше она никогда так с ним не разговаривала, но ему это понравилось.
— Итак? — вернул ее Дин в прежнее русло.
— Что — итак? А да, извини. Итак, я закончила курсы, получила звание, стала штатным оперативником, ответственным за реализацию задач повышенной сложности.
— То есть ты занималась проблемами, скажем так, устранения лиц, которые совершили действия, нанесшие урон государству, — подытожил Дин.
— Ты всегда умел точно формулировать.
