На следующий день по дороге на вокзал (его повез на своей машине один из помощников «паука») Бирюков внимательно наблюдал за тем, что происходило на улицах. Они как-то враз опустели. Военные патрули попадались чуть ли не чаще, чем цивильные граждане. Все это резко контрастировало с обстановкой, царившей в Питере в день его приезда, за исключением одного. Он чувствовал во всем этом спокойствии какую-то странную напряженность. Ему было ясно, что по первому сигналу (он знал, какой сигнал изобрел «паук» для вывода людей на улицы) улицы заполнятся народом, готовым на все.
В поезде, лежа в купе спального вагона в полном одиночестве, он размышлял над последней фразой Игоря Владимировича, которую тот произнес, кривляясь и подражая голосу покойного, и в то же время вечно живого вождя мирового пролетариата «Припомните историю, батенька. Побеждает тот, кто действует решительно в нужный момент и в нужном месте. Колеблющиеся, как правило, проигрывают. Это может подтвердить и нынешний почти президент, который всегда побеждал потому, что никогда не колебался, и потому что всегда колебались его политические оппоненты».
Кого он имел в виду под термином «почти президент», Бирюков спрашивать не стал.
Прибыв на Ленинградский вокзал, Александр Петрович сразу пошел к поджидавшей его машине, возле которой курил его водитель. Когда они отъехали уже на приличное расстояние, раздался грохот, судя по всему, со стороны вокзала. Водитель и Бирюков машинально посмотрели друг на друга, и Александр Петрович почему-то пожал плечами. Через десять минут зазвонил телефон.
— Алло, — сказал Бирюков, достав телефон.
— Александр Петрович? — раздался жизнерадостный голос Сидоренко. — С приездом. Николай Иванович очень просил вас приехать. Он сейчас у себя.
— Хорошо. Сейчас буду, — ответил Бирюков и, повернувшись к водителю, коротко бросил: — В лабораторию.
Пройдя в кабинет Кардинала, он увидел, что уже почти весь Совет был в сборе. Все с некоторым напряжением, но вполне спокойно слушали Указ президента о введении чрезвычайного положения. Руководители подполья ожидали этот Указ с момента получения информации от французской спецслужбы о тайной встрече высокопоставленного кремлевского чиновника с чеченскими лидерами на юге Франции. Французы также раздобыли информацию о переводе баснословных сумм из оффшорных банков на «чеченские» счета, оформленные на подставных лиц. Аналитический отдел Партии был един во мнении, что готовится переворот, целью которого будет введение чрезвычайного положения и перенос выборов президента на неопределенный срок.
— Итак, коллеги, каковы, по вашему мнению, должны быть наши действия в сложившейся ситуации? — спросил Романов, обведя всех невеселым взглядом.
— Моя точка зрения — выжидать. Прекратить на время всякую деятельность, — сразу же ответил один из членов Совета.
Разгорелась жаркая дискуссия, в которой не принимали участия только три человека: Романов, сидевший сзади от него Сидоренко и Бардин. Романов внимательно слушал мнение каждого. Сидоренко сидел с непроницаемым лицом. Бардин рисовал какие-то странные фигурки.
— А вы что думаете, Николай Иванович? — спросил Романов после того, как высказались все.
Кардинал оторвался от рисунков и холодным, ничего не выражающим взглядом посмотрел сначала на Романова, а затем поочередно на всех членов Совета. Даже Кот, который общался с Бардиным чаще всех из присутствующих, являясь, по сути дела, помощником не председателя Партии, а ее духовного руководителя, почувствовал легкий холодок внутри. Внезапно, все ощутили одно и то же — дискуссия была пустой тратой времени. Все будет так, как решит Бардин. Каждый напряженно ожидал ответа Николая Ивановича.
— Я полагаю, уважаемые коллеги, — сказал Кардинал, убедившись с помощью какого-то известного только ему способа, что контролирует ситуацию, — нам надо быть готовыми к реализации любого варианта нашего Стратегического плана. Я же прошу тайм-аут на несколько часов, после чего выскажу свое мнение. А сейчас, я думаю, Александр Петрович сообщит нам об обстановке в Питере и действиях нашего питерского филиала.
Глава 10. «Монстры»
Как сообщили в среду высокопоставленные чиновники американской, британской и российской правоохранительных систем, российская организованная преступность отмыла, как минимум, 15 миллиардов долларов по указанию Бориса Ельцина. В интервью чиновники сказали, что эта сумма может включать и 10 миллиардов долларов займа, выделенного Международным валютным фондом.
USA Today, 26 августа 1999 г.
* * *
Два джентльмена сидели в уютном кабинете небольшой виллы в предместье Нью-Йорка. В мраморном камине весело потрескивали дрова, свет был погашен, и комната освещалась только пламенем, исполнявшим какой-то дьявольский танец.
Джентльмен пожилого возраста с благородными сединами на висках несколько нравоучительно обращался к своему собеседнику средних лет, говорящему на английском с легким акцентом. Беседа велась неторопливо, и было ясно, что оба собеседника не только обсуждают важные вопросы, но и получают искреннее удовольствие от общения друг с другом.
— Так вот, Джекоб, — обратился американец к своему европейскому собеседнику, — все получается не так, как мы планировали. И знаете почему? Да потому, что мы в первую очередь несколько переоценили свои возможности. Нет, не в экономике, не в финансах, не в вооружениях. Мы несколько переоценили наши интеллектуальные возможности. Успехи, которых мы достигли за последние пятнадцать лет, не просто вскружили нам голову, но и заставили нас игнорировать массу мелких факторов, которые в конечном итоге вылились в громадную западню.
— Для нас? — спросил европеец, который придерживался той же точки зрения, но не спешил ее высказывать.
— В первую очередь для нас.
— Вы, по-моему, несколько утрируете, сенатор. Я не вижу пока опасности для Соединенных Штатов.
— Верно, — кивнул благородной головой сенатор. — Не видите. И никто пока не видит. В первую очередь в конгрессе и в Белом доме. Им бы надо было почаще читать Библию. В особенности Экклезиаст. Тогда бы они понимали, что все обречено на повторение. Но вот только участники повторяющейся ситуации могут поменяться местами. То, о чем вы мне сегодня сообщили, не является для меня новостью. Нет, я не знал конкретных цифр, но я видел процесс. Запомните, этому не учат в университетах. Это суровая бытовая действительность. Каждое явление — частичка какого-то процесса. Причем, жизнь устроена так, что часто случается, что явление, приносящее вам пользу, является частичкой губительного для вас процесса. Поясню. Я еще в конце восьмидесятых подверг в конгрессе и в АНБ резкой критике ту политику, которая была спланирована в отношении России. Конечно, план постоянного содержания ее в полудохлом состоянии был неплох. И чрезвычайно заманчив. Мы насовали в верхний эшелон российского истэблишмента своих друзей, которые, пользуясь тем, что неограниченная власть в России попала в руки человека, которого не интересует ничего, кроме ее сохранения и ее внешних атрибутов, создали требуемую для нас систему. То есть перекрыли все возможности развития промышленности. Мы закрыли глаза на грабеж, которому группа людей подвергла свою страну, и приветствовали и способствовали вывозу из этой страны наворованного капитала. Поскольку капитал должен был вывозиться из страны, чтобы исключить возможности ее развития.