Дома? За обедом сияющий Дэниэл рассказывает, что патрульного янки догнать опять не удалось, но на память о встрече ему подарили-таки внушительную дыру в корме. Явившийся спасать брандвахту монитор стрелял не так точно и ретировался, стоило береговым батареям выразить ему свое неодобрение. А капитан Сторм именно под канонаду и прорвался в порт. Кажется, он использует далекую пальбу в качестве визитной карточки.
— Опять тряпичный груз? — ворчит Берта.
— Не будь к нему так строга, сестренка. Вторая половина — хлороформ.
— Но и первые триста тонн можно было бы наполнить с большей пользой.
— Но на кого тогда прикажешь любоваться усталым морякам после боя?
На Берту, конечно, что ни надень — хороша. Днем. А вечер… Даже если позвать гостей, скользнет мимо. Разве что сообщит с усталой изысканностью:
— В конторе со всем не управилась. С вашего позволения поработаю чуть-чуть наверху.
И до поздней ночи сквозь распахнутые настежь окна ее комнаты будут колыхаться голубоватые крылья газового пламени. Когда-то родители решили, что свечи в детской слишком опасны… Если окна не открыть, огонь быстро выест кислород, газ начнет коптить. Повернуть внизу кран, как в старые времена, и оставить непослушную дочь без света мать не смеет. И пропади оно пропадом, дело Юга, но упрямое «надо» и глаза — точно такие, как были у отца, до тех пор пока он не загубил их о чертежи да бумаги, — останавливают руку. А слов упрямая девчонка давно не слышит. Если, конечно, они не касаются поставок руды из Флориды и того нового метода охлаждения, который, говорят, позволит каждую неделю высверливать и нарезать не два, а три тяжелых орудия.
О том, что война когда-нибудь закончится, дочь пока не думает. Тогда братья оставят боевые корабли, а национализированный завод вернется в семью. И Берте ничего не останется, кроме как, запоздав на несколько лет, искать мужа. Что до красоты, то без детской непосредственности ее милое личико превратилось в лик античной статуи. А на статуях, как известно, не женятся… Но если дома мать молчит, это не означает, что она не обронит словечко-другое, навещая подруг. В особенности тех, у которых нет дочерей на выданье.
Шаг на ступеньки — и хорошая южная девушка превращается в почетного джентльмена. Это обед, деловая встреча. Жен и дочерей не приглашают, но именно поэтому Берта может, не нарушая правил приличия, явиться в это общество без сопровождения. Дело есть дело! Только поведение приходится менять очень резко, но за три года и не к такому привыкнешь. Так что в обеденную залу особняка Пикенсов она входит уверенно и неторопливо. Так, чтобы все, кто пришел, увидели нового собеседника.
На мебели — склад из шляп и тростей, хотя обычно, явившись к обеду, джентльмен отдает их лакею — ну, или оставляет на стойке, если в доме маловато прислуги. Но на этот обед приходится являться, словно с визитом — за столом присутствует дама. Берту не считать! Она ведь и на других деловых обедах бывает. В отличие от Люси Холкомб. Пару лет назад именно миссис Пикенс вынесла вердикт — как именно должна вести себя юная леди, взявшаяся за мужское дело. По большей части правила свелись к тому, чтобы не мешать джентльменам вести дела и при этом блюсти свою честь. Единственным же средством для этого было — вести себя как еще один джентльмен. Так что после милостивого кивка королевы Юга тросточка мисс ла Уэрты тоже пристраивается в укромное местечко. Только шляпка остается на голове.
И вот — руки пожаты, темы намечены. Но за самим обедом разговор все-таки идет не о важных делах. Под иные и кусок в горло не полезет! Потому разговор зашел о новых боевых наградах Юга — и деловую девушку ждал сюрприз. Начало обсуждения она слушала молча и вполуха, надеясь встрять в беседу более практичную. Что же до медалей и венков за доблесть — идея ввести хоть какие-то вещественные награды витает в воздухе давно. Идет четвертый год войны, и вот правительство одного из мятежных — спасибо, Берта достаточно знает законы… и достаточно взрослая, чтобы понимать, что народ, не имеющий мужества восстать против переживших свое время законов, не заслуживает свободы — штатов наконец озаботилось украшением мундиров своих воинов, а заодно и союзников. Медаль сочли недостаточной, орден — монархическим по духу. Но пока в других штатах ломали голову, в Южной Каролине нашли выход. Вальтер Скотт Юга, Уильям Гилмор Симмс, предложил использовать опыт республиканского, рабовладельческого и, заметим, весьма в Европе почтенного государства — Рима. Так высшим знаком отличия штата стал венок. Куда выше, если от лаврового венка Цезаря пошли императорские короны!
Если бы не личное обаяние писателя и оратора, все закончилось бы несколькими минутами смеха. И верно, какие венки? Воображение сразу рисовало встречи заслуженных ветеранов, головы которых украшают конструкции, достойные египетских фараонов: десяток металлических венков, сияющих золотыми листьями лавра, дуба, пальмы, хлопка, репейника — любой растительности, что покажется изобретательным американским головам достаточно почетной. Иные предлагали ввести к парадной форме обыкновенный штатский цилиндр, на который всю красоту и нанизывать.
По счастью, у мистера Симмса, помимо интуиции, отлично развит здравый смысл. Как говорит он сам: «Именно поэтому я и не гений…» В литературе, возможно, это плохо. Зато в государственных делах — точно наоборот. Решили, что венок должен быть обычным, из листьев, и увенчивать голову героя лишь во время награждения. Зато мундир не хуже ордена украсит уменьшенная копия из золоченой жести. А чтобы злые языки не могли объявить, что каролинцы пожалели денег на большой золотой венок, приложить к награде солидную ренту.
Практично: герой может быть беден. К чему создавать искушение продать награду?
— Наши герои — не то, на чем должно экономить! — торжественно провозглашает губернатор Пикенс. Давно не действующий… но в общении-то звание сохраняется, так же, как у отставных военных. — Теперь, это, конечно, будут бумажки. Но после войны…
Придет время их оплачивать золотом. Ой, что будет! Берта иногда подумывала, что если бы целью мистера Линкольна было не единство разделенного дома, а просто большая пакость южным братьям, ему стоило бы немедля — и не прекращая войны — признать независимость Конфедерации. И подождать ровно год. Тот самый «год после признания независимости Соединенными Штатами Америки», который украшает всякую конфедеративную банкноту. И посмотреть, что правительство Юга скажет недовольным гражданам, ожидающим получить золото в обмен на бумажки… в том числе и те, что с портретом Люси Пикенс.
— Вручать награду будут непременно в Чарлстоне, — Чарлз Макбет, мэр, лучится довольством, — так решили в Коламбии. Заслуги города, славная оборона… Мы, правда, заслужили! Я полагаю, делать это нужно на официальной церемонии. И, разумеется, венчать героев должна красивая девушка, символизирующая Южную Каролину.
— Я на эту роль не гожусь, — откликнулась хозяйка, единственная, кроме Берты, дама за столом, на обеды, в отличие от ужинов, жен не приглашают, — я не всегда на месте: у Фрэнсиса то заботы на плантации, то дела в Ричмонде.
