Дать этому человеку чугунные ядра — куда ни шло. Он будет знать, что почти безоружен, и снова, как в безбронные времена, изо льва обратится лисой. Но свинцовые снаряды… Он ведь не сможет просто отдать приказ подавать к орудиям опасную дрянь. С него станется встать рядом с пушкой.
Русские делают один залп в две минуты. Опытное орудие разорвало на тридцатом выстреле. Значит, через час боя — а если не повезет, то и раньше — на корабле может прогреметь взрыв снаряда, которому не нужно пробивать броню, потому что он внутри. И там не будет окопчиков для осторожного расчета. Будет ровная палуба, залитая…
Берта пошатнулась. Не успела оглянуться — а капитан попался, хуже, чем под северную брандвахту с пятнадцатидюймовками.
— Мистер Сторм, что вы делаете! Все вопросы с церемонией вам нужно решать со мной! Видите — наша девочка так устала на своем заводе, что на ногах не стоит… — Люси Холкомб на мгновение задумалась. — И выглядит совсем прозрачной… До вручения наград у нас месяц? Вот и хорошо. Что ж, я намерена лично проследить, чтобы ты, дорогая, достаточно отдыхала каждый день!
Позже Берта отметит, что опека пошла делу на пользу. Пришлось учиться передоверять дела. И понять: десяти часов в день на дела вполне достаточно. Даже во время осады.
Настал день церемонии. Уже примерен наряд из контрабандного шелка — ампир, никаких кринолинов, зато талия где-то под мышками. Миссис Пикенс уверяет, что в нем куда больше русского или прусского, чем французского. Русских на берегу мало, да и те — мужчины происхождения самого простецкого. Не спросишь. Алексеев, оперный завсегдатай, ответил бы… на кого смотреть, там, в опере, если не на наряды дам?
Несколько часов — и она станет живым воплощением родного штата. Дух захватывает, как перед первым выходом в свет. Тогда все оказалось вовсе не так страшно… и не так восхитительно, как казалось из детства. Люди вокруг остались те же, лишь отношение изменилось. Общество стало внимательней и строже. Наверное, и теперь будет именно так.
Топот.
— Мисс Берта, это к вам.
А к кому еще может быть в этом доме посыльный с телеграфа? Да не городского, а заводской конторы?
— Мисс ла Уэрта… Я не виноват! Мне говорят, неотложно.
Просила — не беспокоить. Разве небо упадет на землю, а гром небесный поразит всех янки… Или, наоборот, враги войдут на улицы. Но вот — мальчишка стоит, сжимая в руках бланк. И он, конечно, не виноват. Зато те, кого она оставила на хозяйстве, получат головомойку.
Помнится, после гибели отца некоторые рвались в исполнительные директора. А как доходит до дела, так сколько ни инструктируй — и часу не обойтись без «мисс Ла».
Глаза привычно пробегают текст — с конца. Начало можно не читать, там могут быть одни эмоции, которых — спасибо Люси Пикенс — она боится пуще гремучей змеи в постели. Главное во всякой телеграмме — подпись. Под этой стоит: «Дж. Дж. Джонс». В памяти всплывает кургузый клетчатый пиджак, бесформенная шляпа, которую владелец отчего-то зовет стетсоном, дешевая сигара в уголке рта. Человек, который до войны прогорал три раза, из авантюризма. Во время — два, из патриотизма. В первый раз — от того, что обмундировал и вооружил батальон. Второй — построив обувную фабрику точно накануне падения Виксбурга. Янки захватили Миссисипи, и завод оказался без сырья: бычьи шкуры остались гнить в Техасе. На новое дело не нашлось ни цента. И что? В город приходит русская эскадра. И вот мистер Джонс меняет стетсон на морскую фуражку. Теперь он — лучший из толкачей «Александра Невского»!
Что такое толкач? Когда крейсер берет приз, он не может отправить его в Чарлстон — да и в любой другой порт Конфедерации. Блокада. Это крейсер может вырваться на свободу, а если в погребах есть снаряды с медными поясками — так помоги, Господи, тем, кто дерзнет загородить ему дорогу! Но тихоходный и безоружный транспорт будет перехвачен и снова вернется к врагу. А потому всякий приз ждет отмель вдали от порта. Скрип днища по песку или скрежет по камням — в самый прилив. Чтоб намертво. Чтоб — не снять. И в то самое мгновение, когда корабль, содрогнувшись, встает окончательно, заканчиваются полномочия призового экипажа и начинается работа толкача. Человека, который должен реализовать груз.
Он должен разгрузить корабль и снять с него все ценное раньше, чем янки сделают это невозможным. А потом продать. Награда — пятая часть стоимости добычи за вычетом накладных расходов. Много? А вы представьте: вы стоите на галечном пляже, мокрый до пояса. Один. За спиной у вас — похожая на дохлого кита туша, которая завоняет порохом блокадной эскадры, если ее не разделать за несколько часов, да осознание того, что в случае провала второй попытки вам не предоставят. Джонсу — может быть, он продал десять кораблей, а кроме доверенности капитана на право спасения и распоряжения грузом, у него в карманах тугой кошель и револьвер Ле Мата. Так что толкач готов разбрасываться золотом и свинцом — в расчете на быстрый и богатый урожай.
Место? Любимое алексеевское: участок берега между Чарлстоном и Саванной. Здесь железная дорога идет практически параллельно берегу. Недостаток тоже есть: под боком Порт-Роял, угольная база северян. Но этот толкач — лучший. Так что шансы вытащить груз раньше, чем явится патрульный корабль, — хорошие. Главное, не упустить. В прошлый раз руду упустили. Правда, всего тысячу тонн, и железной.
Вот и до шапки дело дошло. Берта с трудом подавила вскрик. «Копии: Атланта, Огаста, Сельма, Ричмонд…» Ну, да. Толкач заинтересован в том, чтобы продать добычу подороже. Вот только меряться будут не только и не столько деньгами. В прошлый раз дело дошло до стрельбы. Правда — дуэльной. Инженер, которого послала Берта, всего лишь второй лейтенант. Из Огасты явился целый капитан, пусть и сухопутный. И отобрал груз как старший по званию. В ходе спора о грузе использовались выражения, которые мисс Ла пересказывать не стали. Достаточно было упомянуть, что после подобных выражений дуэль между джентльменами стала неизбежной. Увы, морской артиллерист проиграл, и очень некрасиво: срикошетившая от некстати подвернувшегося валуна пуля рассекла бедняге место немного пониже спины. Ничего страшного, только за чертежной доской ему неделю-другую не сидеть, да и наклоняться будет весьма болезненно.
Первая мысль — попросить брата. С трудом оторвавшиеся от чудесной — или ужасной? — бумаги глаза в надежде обратились к открывающему вид на гавань окну. Увы, короткий взгляд разрушил недостойное намерение перевалить работу на родные плечи. «Пальметто Стэйт» напоминает о своем существовании лишь столбами дыма на горизонте. Кого-то прикрывает. Проводы, встреча, минная постановка — какая разница? Пусть теперь в порту обитает четыре броненосца, а не один, как год назад, после гибели «Чикоры» — работы прибавилось. С тех пор как «Тредегар Айрон» принялась поставлять паровые машины и винты, верфи Чарлстона спускают каждую неделю по два небольших крейсера-прорывателя. Правительство Конфедерации не подписывало глупых европейских договоров о разоружении торговых судов. Так что всякий торговец теперь немного капер. Даже мистер Сторм озаботился установкой пары четырехдюймовок. Мало ли в море безоружных кораблей?
