— Ну как? — я расстегиваю замок ремешка и снимаю привычный за десятки лет шлем.
Здесь его точно скопировали с того мира. Даже кронштейн видеокамеры для компьютерной системы захвата целей в наличии.
— Да, Вася, превратить недостаток в достоинство. Такого даже я от тебя не ожидал, — Александр Покрышкин уже снял шлем и с удовольствием вытирает поданным техником полотенцем мокрую голову.
— А не было у меня другого выхода. Вы же с Пашей, — я киваю на подошедшего Рычагова, — очень правильно расставили остальные пары эскадрильи. Оставалось делать то, что противник никак не ожидает. Скорость решает только тогда, когда враг тебя не видит или есть возможность оторваться от него при явном преимуществе противника. В бою надо думать и еще раз думать. И во много раз больше думать задолго до боя.
— А все-таки, Александр Иванович, вы меня в прицел поймать так и не успели, — довольно изрекает тоже подошедший Колька.
Он перед начальством на земле немного робеет и называет по имени-отчеству. Вот в воздухе для Николая авторитетов нет. Кроме меня, конечно.
— Ведущего своего благодари, — не хочет соглашаться Покрышкин, махнув полотенцем в мою сторону, — мне каких-то десяти секунд не хватило, чтобы из тебя пух и перья посыпались.
— Кто же спорит, — немедленно отвечает капитан, — я ведомый у лучшего летчика в мире.
Вот паразит! Загнал-таки меня в краску. Хвалебные речи жутко надоели. Надо срочно перевести разговор на что-то другое.
— Товарищ генерал-лейтенант, — обращаюсь я к Паше Рычагову, — по-моему, эту группу пилотов можно уже отправлять по своим частям. Вполне готовы. А вот Мангалиева стоит оставить здесь инструктором. Талант у парня несомненный и схватывает все на лету.
Командующий ВВС ситуацию прокачал мгновенно. Не первый день во властных структурах. Собственно говоря, ни он, ни Покрышкин тоже не любят восхвалений. Это не конструктивная критика, которую надо обдумать и найти решение вопроса.
— Полностью с вами согласен, товарищ полковник, — отвечает Паша, тоже переходя на официальный тон. Но на лице его, если приглядеться, можно все-таки заметить улыбку.
Под постоянным давлением командующего наших ВВС пришлось мне все-таки найти время пройти переаттестацию и получить третью — привычную — звезду на каждый погон. Теперь моей Галинке будет несколько больше денег на тряпки. Зарплату я получаю в трех местах: в Президиуме Верховного Совета СССР, в Политбюро и в штабе ВВС. Первые две (надо признать, очень приличные), перечисляю в фонд Сталинских премий. Теперь они называются с обязательным добавлением имени отца. А вот зарплату полковника с надбавками за классность, тоже в общем-то не маленькую, отдаю жене. Мне-то самому деньги совершенно не нужны. Живу на всем готовом.
* * *
Перемирия с немцами официально объявлено не было. Но третьи сутки огонь не открывали ни та, ни другая сторона по всей линии фронта. С нашей стороны были полностью прекращены бомбардировки. Летали только разведчики. В первый день прекращения огня был засечен воинский эшелон, двигающийся на восток. Хватило одного пролета шестерки Ту-2, чтобы немецкое командование опомнилось и прекратило подвоз войск, техники и боеприпасов к молчащему фронту. Через пару часов на одном из мостов через Вкру, разделяющую стороны, появился оберет с белым флажком и передал подошедшему нашему старшему лейтенанту пакет с коротеньким списком грузовых эшелонов с продовольствием для немецкой армии. Солдаты перестали прятаться друг от друга. Более того, даже стали иногда сходиться на нейтральной территории. Наши воины, как следует проинструктированные замполитами, что победитель обязан быть великодушным, угощали немцев сигаретами. Не отказывались даже поговорить с ними, если кто знал язык. Но братания ни в коем случае не было. Советские офицеры, также иногда выходившие на нейтралку, вежливо козыряли германским и тоже выкуривали с ними сигаретку-другую. Презирать противника было не за что. Да, конечно, вина на немецком народе, что они допустили к власти над собой бесноватого фюрера и всю его клику, была. Но за это они еще расплатятся приличным снижением уровня жизни на определенный, совсем не маленький, срок, а попавшие в плен — еще и отработкой в Советском Союзе.
На четвертые сутки верхушка захвативших власть в Германии согласилась на безоговорочную капитуляцию. В четверг, девятнадцатого сентября тысяча девятьсот сорокового года, документ был подписан в Варшаве министром обороны Советского Союза маршалом Тимошенко и генерал-полковником Гудерианом в присутствии полковника Сталина, то бишь меня, и генерал-полковника Синельникова, с одной стороны, и Ялмара Шахта и адмирала Канариса — с другой, под объективами многочисленных фото- и кинокамер. Маршал Берия отказался приехать в Варшаву, мотивируя это большим количеством работы. Внутренние войска СССР немедленно двинулись по территории генерал-губернаторства к границе Германии и двадцать первого числа вошли в Берлин. Но еще в понедельник шестнадцатого сентября многочисленными десантами были захвачены и взяты под охрану все концентрационные лагеря. Кое-где разгорелись ожесточенные бои с частями СС, но без поддержки вермахта сопротивление нацистов было быстро подавлено.
На всей территории сдавшейся страны стали появляться советские военные комендатуры. Нет, существующая власть не была отстранена от руководства, но выполняла все требования победившей стороны. Немедленный вывод всех германских войск с оккупированных территорий. Доступ ко всем архивам для советских специалистов. Попытка утаивания или уничтожения документации будет расцениваться как вооруженное сопротивление с соответствующей карательной реакцией Советской армии. Полное разоружение и помещение под арест всех членов СС вплоть до рядового. Судили эсэсовцев тройками военного трибунала.
А тогда, девятнадцатого сентября, я отозвал адмирала в сторону, и мы прошли в отдельную комнату.
— Кто разработал, организовал и провел операцию на Гавайях? — говорить пришлось на английском. Я сел в кресло.
Он напрягся и чисто автоматически положил руку на демонстративно расстегнутую пустую кобуру. Опомнился и встал по стойке смирно.
— Эсэс. Службы Гиммлера. Мой абвер здесь не виновен, — короткие рубленые фразы.
— Вы же понимаете, адмирал, что ваши слова будут проверяться? — я достал пачку своих «Лаки страйк» и закурил.
Он немного тоскливо проводил взглядом голубоватую струйку дыма от моей сигареты.
— Так точно, господин председатель, — хотя мы оба были в форме, Канарис не позволил себе назвать меня по званию и тем самым подчеркнуть огромную разницу в воинском ранге. Да и в возрасте, в конце концов.
— Да вы расслабьтесь, адмирал, садитесь и, если хотите, курите, — я указал рукой на другое кресло. Н-да. А ведь почему-то верю. Он просто никогда не осмелился бы приехать сюда, в Варшаву, если бы был хоть отчасти виновен в смерти отца.
Канарис сел и тут же достал свои сигареты.
— Как вы представляете будущее своей страны?
— А она у меня будет?
