– Не знаю ничего, – покачал головой седоусый боярин. – Не видал и не слыхал. Если и были, то очень скрытно. Словечком не обмолвились. Но я прикажу своим людям порасспрашивать в посаде и Нижнем замке.
«Ну-ну… – мысленно усмехнулся Никита. – Пусть расспрашивают. Любопытно знать, что им ответят?»
– А девица… Василиса, кажется? Что она забыла в Витебске?
– Она не рассказывала. А я не привык людям в душу лезть.
– А кто такая, говорила?
– Нет, княже, не говорила.
– А спутник ее? Мал, да?
– Тоже молчал все больше.
– О чем же вы в дороге говорили?
– Да так… О снегопадах, о лошадях, об умении воинском…
– А что ж вы можете знать об умении воинском? Старик, девчонка и два отрока. Не зыркай на меня, татарчонок! Я помню, что ты стрелок меткий. Однако же воину чуть больше уметь надо, чтобы рассуждать.
– Мал когда-то был дружинником смоленского князя, – пожал плечами Никита. – Он нам много интересного рассказывал.
– Дружинником? Глеба Ростиславича или Федора Ростиславича?
– Да, похоже, уже нынешнего, Александра Глебовича.
– Да? Ну ладно. А с купцом мадьярским вы где повстречались?
– На дороге. Со Смоленска на Витебск. Его грабили. Пришлось вмешаться…
– Вот такие вы храбрые?
– А тут храбрости много не надо. Можно, конечно, мимо проехать, если при тебе кого-то обижают, да только чести в том мало. Только тогда на Руси порядок будет, когда отворачиваться от несправедливости перестанем. Да что я болтаю? Ты же князь, Ярослав Васильевич, без моих слов все понимаешь.
– Я-то понимаю… – медленно проговорил князь. – Так на то у меня дружина и бояре, чтобы смердов, мастеровых и купцов от лихих людей оборонять. А вы-то чего полезли? Вы же не дружинники. Ну разве что старик, да и то – бывший.
– Мал сказал тогда: дружинников бывших не бывает…
Гаврила Ипатьевич при этих словах одобрительно крякнул. А князь хмыкнул озадаченно. Видно, ему подобная мысль в голову не приходила.
– И как же вы их победили? – подозрительно осведомился он. – Как вчетвером ватагу разбойничью одолеть сумели?
– Повезло, – ответил Никита. – Улан не врет, что мэрген. У него ни одна стрела мимо цели не ложится. Разбойники испугались, в кучу сбились. Тут мы гикнули-свистнули, верхом вылетели. Мечи да сабли на солнце сверкают! И слуги Андраша не растерялись – только грабители к ним спиной повернулись, заметушились на обочине, тут же их в кулаки взяли. А много ли надо тому, кто привык на дармовщинку да без сопротивления? Двоих повязать успели. С полдюжины стрелами побили. Остальные удрали – аж пятки в задницы влипали!
– Молодцы! – кивнул Гаврила.
– Если не врет, – возразил молодой боярин.
– Даже если и врет! – с юношеским задором ответил седоусый, но смолк под укоризненным взглядом Ярослава.
– Что дальше было? Так ли, как Молчан сказывал? – продолжил допрос князь.
– Да почти так все и было.
– Почти?
– Ну да… Приехали затемно. Андраш все ругался. Костерил своих на чем свет стоит. И то ему не так, и так не эдак. Говорил, что охранники виноваты – бросили его на дороге. Хотя все знали, что он сам их вперед отправил. Но ему все равно было… Пока за стол ни сел, никак успокоиться не мог. После вина выпил, видать, полегчало. Начал неспешную беседу. Звал к себе в охранники наняться.
– Зачем ему мальчишки в охранниках? У него же были взрослые, умелые мужи.
– Ну не знаю я… Видно, он решил: коль охранники ему в тот раз не помогли, а мы подвернулись, словно по волшебству, то и в другой раз выручим именно мы.
– Все ты не знаешь… Все с тебя, как с гуся вода. Скользкий ты человек, Никита, как я погляжу. Драка-то из-за чего приключилась?
– Какая драка?
– А твоя. С Малом.
– Не было драки. – Парень в душе напрягся, почувствовав в вопросах князя подвох. Не верит ему Ярослав ни на ноготок. К чему тогда все эти расспросы?
– А что же было? Почему старик утром холодный лежал с горлом перерезанным, а у тебя руки в крови и нож?
– Не помню ничего. Проснулся утром… Да я бы и не проснулся, если бы Данька этот орать не начал, будто поросенок. Проснулся. Мал убитый. А я в горнице, где они с Василисой ночевали.
– А девица пропала?
Никита развел руками.
– И не слышал ничего ночью?
– Нет.
– Может, снилось чего?
– Может быть. – Парень вздохнул. – Или снилось, или взаправду приключилось… Показалось мне, будто среди ночи меня кто-то за руки схватил, к лавке придавил, а второй вино в рот лил.
– И мне тоже показалось! – воскликнул Улан.
– Когда кажется, крестятся, – пробурчал толстый боярин.
– Подтвердить кто-то может? – вяло поинтересовался князь.
– Не знаю…
– Значит, не может. Вино с вечера пили?
– Пили. – Никита не стал отрицать очевидное.
– Захмелел быстро?
– Ну да…
– Вестимо, захмелел – вмешался Гаврила. – С мороза, с устатку, на голодное брюхо… Кто ж не захмелеет?
– А спьяну привидится что угодно. – Ярослав откинулся на спинку стольца, махнул рукой. – Хорошо, не черти к тебе ночью приходили. Это тебе, отрок, повезло. И драк я по пьяному делу столько судил на своем веку… Все мне ясно. Кроме одного – куда девица-смолянка, именем Василиса, подевалась? Но на то у меня мысли отдельные имеются.
– Какие такие мысли? – Никита шагнул вперед. – Скажи, княже!
Фрол схватил парня за плечо:
– Куда? Ты что, вздумал князя к ответу призывать?
С трудом сдержавшись, чтобы не перехватить запястье назойливого стражника, крутануть, услыхав, как хрустят суставы, рвутся связки, Никита вернулся на положенное ему место.
– Я хотел сказать, княже, что Василиса могла бы быть главным видоком на твоем суде. Прикажи сыскать ее.
– А князя Михайлу Тверского тебе не привезти сюда? Девица твоя уже не меньше сотни верст с купцом мадьярским отмахала.
– Не может быть, чтобы она добровольно поехала! Он звал ее! А она отказалась! – звонко выкрикнул Улан-мэрген.
– С вечера отказалась. Утром передумала. А что вы от нее ждали? Спутника и защитника ее вот он прирезал, как барана. С вами после этого ей, что ли, ехать? Подумай, если умеешь.
– Я-то умею… – дерзко начал ордынец, но вовремя прикусил язык.
– Вот и правильно, – одобрил его поступок Ярослав Васильевич. – Выслушал я видока Молчана. Выслушал ответчика. И приговариваю… По Русской Правде, даденной нам Ярославом Владимировичем, князем киевским, и сыновьями его Изяславом, Святославом и Всеволодом, признаю тверского отрока Никиту повинным в убийстве смолянина Мала. Убийство не по злому умыслу, а во хмелю. Назначаю виру. Поелику Мал был дружинником смоленским, вире положено быть в сорок гривен.
