Брови сомкнуты на переносье. Усы топорщатся. Туча тучей. Не приведи Господи попасться такому под горячую руку.
— И что за дело у тебя, пан Добрит? — звенящим от негодования голосом поинтересовался он и вдруг застыл, уставившись на Аделию.
— Откуда?.. — взревел каштелян, но осекся, взял себя в руки. — Приветствую, твое высочество! Нашлась наконец-то! Радость-то какая! Позволь мне обнять тебя, девочка моя…
Растопырив ручищи с ладонями-лопатами, пан Божидар шагнул к королевне, но она шарахнулась, как от чумного.
— Оставь свою радость при себе! — зашипела девушка, словно рассерженная кошка.
— Что случилось? Я ж тебя вот такой на руках качал…
— А я тебя о том просила?
— Твое высочество… — Божидар огляделся в поисках поддержки и заметил Годимира. — Ты?!
— Ну, я… — не нашелся с ответом рыцарь.
— Неудачник несчастный! Кто позволил? Ноги твоей в Ошмянах не будет…
— Против чести это и совести! — воскликнул пан Стойгнев.
— Что за муха тебя укусила, пан Божидар? — прогудел Тишило.
Тут рыцари поняли, что одновременно защищают Годимира, а значит, выступают вроде как заодно. Оба, не сговариваясь, сделали вид, будто поперхнулись. Со стороны это выглядело, по меньшей мере, смешно. Пан Черный Качур прикрыл губы перчаткой. Уж не прятал ли он улыбку?
— О том-то и речь, — решительно вмешался пан Добрит. — Стражники наши не пускали в Ошмяны ее высочество, сопровождаемую паном Годимиром. А паны Стойгнев и Тишило тому свидетелями оказались. Вот так вот!
— Чему свидетелями? — удивился каштелян.
— А тому, как твои люди верные меня убить пытались! — притопнула ногой королевна.
— Быть того не может! Этого засранца велел не пускать. Что было, то было. Спорить не буду. И Жамку приказал…
— Так это ты приказал? Слышали, панове? — Аделия быстро обвела глазами всех присутствующих в зале рыцарей.
— Я. Нечего мне скрывать.
— И, может, меня убить Жамку приказывал?
— Что, твое высочество? Как можно?
— А что коня моего гизармами закололи?
Божидар покраснел, но от стыда или от гнева — не сказал бы никто.
— Быть того не может!
— Может, — спокойно проговорил пан Стойгнев. — Я свидетельствую.
— А я, хоть и не видел, как они железом тыкали, но убитый конь на мосту был. Точно, — поддержал его Тишило. И опять растерялся, закусил ус.
— Та-а-ак, — протянул Божидар. — И где этот Жамок? Ужо я его…
— Твоего Жамка пан Годимир приголубил, — весьма злорадно произнесла королевна.
— Что?! Опять Годимир?
— Годимир, Годимир.
— Вот сейчас я стражу кликну и в тычки его! Прочь из замка и прочь из Ошмян!
— Как бы не так, — звенящим голосом возразила Аделия.
— То есть как это? — опешил пан Молотило.
— Да уж так! Где его величество?
— Я тебе потом…
— Я спросила — где его величество?
— Девочка моя…
— Я не девочка, и уж тем более не твоя!
— Твое высочество…
— Отведите меня к его величеству…
— Твое высочество…
Пан Добрит решил, видно, прервать их препирательства. Он тронул Божидара за рукав:
— Что, опять?
— А то ты не знаешь! — Каштелян звучно хлопнул кулаком о ладонь.
— Видишь, твое высочество… — извиняющимся тоном произнес пан Ворон.
Аделия, несмотря на переполняющий ее гнев, притихла. Опустила плечи и голову.
— О чем это они? — шепнул Годимир пану Тишило.
— О чем, о чем… — неожиданно ворчливо отозвался полещук. — Пьет Доброжир.
— Что? — не понял рыцарь.
— Что? А все. Брагу, вино, пиво. Лишь бы с ног валило.
Молодой человек чуть за голову не схватился. Вот уж чего он не мог предположить! Король Доброжир выглядел рассудительным, основательным, мудрым. И представить его хлещущим брагу рассудок рыцаря решительно отказывался представлять.
— Давно? — тихонько спросила королевна. Кажется, даже носом хлюпнула.
— Давно! — безжалостно припечатал каштелян. Похоже, он обрадовался, что благодаря тайному (а впрочем, какому там тайному, если все знают?) пороку короля разговор ушел от щекотливой темы. — Как ты сбежала, так и…
— Я должна его повидать.
— А захочешь, твое высочество?
— Я уже захотела. Пан Добрит отведет меня.
— А что ж не я, девочка моя? — приподнял брови Божидар.
— А с тобой, пан Божидар, у меня отдельный разговор будет! — словно по лицу хлестнула королевна.
— Ты пугаешь меня, что ли?
— Там поглядим, пугаю или нет! — махнула рукой королевна.
Божидар еще больше налился багровым, но нашел в себе силы сдержанно поклониться.
— Да! Пана Годимира отведете в часовню.
— Это еще зачем, твое высочество, зачем? — удивился даже пан Черный Качур.
— Завтра утром посвятим его в рыцари. По все правилам. Значит, ночь ему предстоит провести в бдениях и с молитвой на устах. Верно, панове?
— Вот так вот! — развел руками пан Ворон.
— Да не бывать этому! — с новой силой взревел каштелян.
— Как это не бывать? — голос Аделии источал ледяное презрение к туповатому пану.
— Да пока я здесь каштелян…
— Вот именно, пан Божидар. Ты — каштелян, но не король и не королевич.
— Я…
— Панове! — не обращая внимания на его попытки возразить, воззвала к собравшимся девушка. — Панове! Давал мой отец обещание — мол, кто ее высочество вернет, тому наградой ее рука будет и половина королевства? А ну-ка, вспомните!
Все присутствующие в зале рыцари переглянулись. За исключением, конечно же, Годимира. Он стоял, потупившись, поскольку боялся встретиться с кем-либо взглядом — того и гляди, обвинят, что подмоги просил, поддержки и участия. Очень нужно! Захотят — будут свидетельствовать по справедливости. Нет — Господь им судья, а побирушкой, вымаливающей доброе слово, словинец никогда не был и не собирался становиться.
— Что ж вы молчите, панове? — голос королевны прозвучал слишком нетерпеливо. Не гоже так теребить именитых рыцарей.
— Ну… — пожал плечами пан Черный Качур. — Вроде как…
— Было или вроде?
— Было, было. — Пан Криштоф кивнул.
— А ты, пан Добрит, может, не помнишь? Что ж это с памятью твоей стало?
