Годимир скакал и клял себя за юношескую наивность. Ишь ты, навоображал — дракон, воплощение зла! Стожки он кметские спалил, пару коров сожрал, подумаешь! Сена можно нового накосить, телят вырастить. Даже если девку-селянку проглотит… Разве мало девок по селам? Даже королевна, если подумать, в Заречье не одна… Хотя, если такая, как Аделия, то, наверное, одна. Но, выходит, Сыдор и ее обманул? Они же сговаривались честно, без загорских клинков и горящих кувшинов?
Дневка разбойников возникла перед глазами рыцаря довольно неожиданно. И дело тут, скорее всего, обстояло не в умении прятаться, а в гневе, застилавшем глаза молодого человека.
Заречане, устроившись под защитой темной бучины
[45]
, неспешно разводили два больших костра. Несколько человек вели поить коней к заросшему высокой осокой берегу ручья. Сыдор, Вукаш и двое разбойников, в которых Годимир с первого взгляда опознал Будигоста и Будимила, оживленно спорили у одной из телег. Причем телохранители виновато разводили руками, вожак хэвры тряс перед носом одного из них — кого именно, сказать невозможно — кулаком. Чародей оглаживал русую бороденку и улыбался. После всего, услышанного о нем, улыбка загорца показалась рыцарю до ужаса злорадной.
«Ах, вот ты как? Радоваться нашему горю?»
Драконоборец пришпорил коня. В щуплой фигурке чародея теперь он видел воплощение всемирного зла. И сама судьба дала ему попытку. Ну же, пан Годимир из Чечевичей! Всего один удар!
Меч плавно вышел из ножен, взлетая над головой. Тяжелый меч, не предназначенный для конной стычки — если держать его приходилось одной рукой, то уж под самую крестовину.
Звуки на долгие-долгие мгновения исчезли. Остались лишь картинки, какими раскрашивают студиозусы малярского
[46]
факультета из Белян бересту, зарабатывая на летних вакациях продажей своих работ мещанам и кметям на частых ярмарках.
Отвисает челюсть Вукаша Подована. Он порывается кинуться наутек, но пола зипуна некстати цепляется за тележный борт.
Сыдор приседает и всплескивает руками. Что-то кричит. Скорее всего, просто орет от неожиданности.
Будигост (или Будимил) судорожно дергает за рукоять застрявший в ножнах меч. Будимил (или Будигост) взмахивает кистенем.
Рыжий вихрастый разбойник — совсем мальчишка — заячьим прыжком убирается из-под копыт игреневого.
Пожилой дядька в мохнатой кучме сигает прямо через костер, опрокидывая объемистый котел.
Взлетает облако горячего пара.
Распялив рот так, что видны кишки, истошно орет обваренный напарник сбежавшего кашевара.
Годимир поднялся на стременах, взмахнул мечом, проводя его полукругом над головой. Чтоб уж ударить, так ударить…
И тут нечто темное, твердое, тяжелое врезается ему в лоб.
Боль вспышкой обожгла сознание.
Словинец вылетел из седла, перекатился вверх тормашками через круп коня и распластался на траве, силясь вдохнуть.
Сверху донесся громкий, сдобренный повизгиванием хохот. Хохот Сыдора.
Годимир с трудом перевернулся на живот, пошарил по траве в поисках меча. Безрезультатно.
— Сладкая бузина! Что ты нас пугать удумал, пан Годимир?
— Должен заметить, ему это удалось, — хрипло ответил Вукаш. — Признаюсь, едва штаны не обмарал…
Рыцарь перевернулся на четвереньки. Он ощущал такой жгучий стыд, что впору в землю зарыться. Тоже мне, рыцарь кверху тормашками! Мечом махать вздумал, а получил оглоблей по лбу и все. Был рыцарь, а вышел пшик.
— Экий ты слабый, мэтр Вукаш! Я, сладкая бузина, тоже сперва перепугался. Ну, думал, все, какой-то придурок навроде Черного Качура нас нашел. Сейчас напластает мечом, сладкая бузина, как кметь сало!
Несколько голосов с готовностью заржали. Чистые жеребцы…
— Ан вижу, сладкая бузина, ветка! — продолжал Сыдор. — Ветка над тропкой. И только я заметить ее успел, как пан Годимир наш лбом — бабах!
Так вот оно что! Даже не оглобля! Это он головой о ветку…
— Вставай, вставай, пан Годимир. Порадовал ты меня, сладкая бузина! А ну, братцы, подмогните пану рыцарю!
Чьи-то лапищи вцепились словницу в подмышки. Рванули вверх, подержали чуть-чуть на весу (словно бы для смеху), а потом поставили на ноги.
Рыцарь завертел головой.
Вокруг кружком собралась едва ли не половина хэвры. Вон мелькнула рябая рожа Озима. А вот и Дорофей, плюгавый и затюканный. Он, выходит, тоже теперь в разбойниках ходит?
Будимил и Будигост придерживали Годимира под локти. Не поймешь — чтобы не упал или чтобы не сбежал? Сыдор сиял, как начищенный скойц, упираясь кулаками в бока. Вукаш, напротив, глядел с осуждением.
— Так что ж ты нас пугать вздумал? — повторил вожак разбойников.
— Ну… — Рыцарь пожал плечами. — Так вышло…
Глазами он искал свой меч. Нашел. Клинок блестел в траве под ногами Сыдора. Эх, рвануться бы, подхватить верный меч, а там…
— А мне кажется, он не шутил, — медленно проговорил чародей.
— И что с того! — беспечно отозвался Сыдор. — Зато повеселил как! Не часто мне так порадоваться доводится.
— Как ты нас нашел? — бросив на вожака косой взгляд, спросил Вукаш. Его серые, с желтыми прожилками глаза манили, притягивали, увлекали…
— По следу, — твердо ответил драконоборец.
— Следопыт! — хрюкнул Будимил (или Будигост).
— А на лагерь кто навел? — продолжал допрос колдун.
— Да что ты к нему прицепился, сладкая бузина! — возмутился Сыдор. — Раз пришел, значит, звездочка моя рассказала! Эх, как я соскучился за моей королевной!
Лесные молодцы захихикали, пихая друг друга локтями, но одного быстрого взгляда вожака хватило чтобы они состроили самые серьезные мины.
— Ты от Аделии, пан Годимир? — Сыдор шагнул вперед.
— Да… Вот… — промямлил рыцарь, засовывая руку в ворот кольчуги. — Письмо.
На свет появился кожаный мешочек, который словинец тут же протянул разбойнику, удерживая за веревочку — почему-то коснуться руки Сыдора Годимиру казалось противным. Противнее, чем к слизняку или жабе.
— А! Ну-ка, ну-ка, сладкая бузина… — Главарь распустил завязки, выудил пергаментный листок, сломал печать. Углубился в чтение, забавно шевеля губами, как делает человек, не особо часто практикующийся в грамоте.
Рыцарь рассматривал верхушки буков, чтобы не смотреть на окружающие его бородатые, скабрезно ухмыляющиеся лица. Не видеть стальных глаз Вукаша Подована, жучиных усов Сыдора.
— Оп-па! — воскликнул вожак, завершив складывать букву к букве. — Помер Доброжир-то! Откинул копыта. Теперь Аделия, звездочка моя, в Ошмянах королева.
