— А я еще не решил, — ухмыльнулся ардан.
— Думаешь, ты нам сильно нужен? — Уверенность в голосе пригорянина насторожила траппера. Он стрельнул глазами по сторонам. Гордо подбоченился:
— Чо ж приперлись, коли не нужен?
— Так мы и с кем другим договориться можем. Вон у тебя за спиной тоже хозяева стоят.
Ардан оглянулся:
— Ха! Хозяева! Что скажу, то и будет.
Интересно, он правда такой? Или выдает желаемое за действительное? Да нет, похоже, и вправду лысый мужик здесь за главного. Остальные и не подумали рот ему закрыть. Глаза потупили, как невесты на выданье, и дружно промолчали.
Ладно, будем по-другому общаться. Сейчас тебя на жадность проверим.
— Сколько возьмешь?
— А тебе чего надоть? — сразу прищурился траппер, но быстро поправился: — Я с тобой еще ни о чем не договорился…
Я пожал плечами, кивнул Сотнику:
— Пошли, что ли? — И сработало!
Мы не успели даже повернуться, как ардан всполошенно вскинулся, опустил лук:
— Вы, это, мужики, погодьте!
— Чего там тебе? — через плечо бросил я.
— Погодьте, погодьте… Во двор зайдите, поговорить надо.
— А надо? — Так, Молчун, главное — не переиграй. А то и в самом деле обидится и не позовет.
— Заходите, заходите. Экие вы обидчивые… Время, понимаешь, такое — не всякому подорожному верь.
— Ладно, хозяин. Зайдем. Посидим рядком, поговорим ладком.
Ни ворот, ни калитки в плетне не оказалось. Зато был перелаз. Собакам хватило одного окрика лысоватого ардана, чтобы умчаться кто куда. Видно, крут он на расправу с теми, кто послабее. Но, имея в спутниках Сотника, четырех таких трапперов можно не бояться.
— В дом не пущу, — сразу оговорил хозяин. — Кто вас знает? Может, порчу наведете. Вон рожи какие.
Чем ему наши рожи не понравились? Ну, заросшие, как лесовики. Так, понятное дело, где ж бриться-стричься в дороге? Ну, у Сотника повязка через глаз…
— А эта вовсе глаз не кажет, — кивнул ардан в сторону Мак Кехты. — Никак хворая?
— Да нет, не хворая она, — вступился я за сиду, выдумывая байку на ходу. — Обет дала — год лица никому не показывать.
— Это что ж за обеты такие? Не по-нашему что-то.
— Да мужа у нее убили. Вот и горюет. А что до «нашести» обета, так не местная она. С Юга дальнего.
— Эге. С Юга. Всяких я перевидал. Таких еще нет. Все вы вроде как не нашенские. Одна девка только…
А наметанный у него глаз. Даром что в лесу живет, видит купцов раз в полгода да своих соседей-трапперов иногда.
— Верно. Прав ты, — сказал Сотник. —Из Пригорья я.
Лицо хозяина сразу вытянулось. Еще бы! Кто ж не слыхал о воинском искусстве пригорян? Верно, одни глухие, так им на пальцах объяснили.
— А я из Приозерной империи, — добавил я, чтобы сгладить впечатление. — Гелка из арданов будет. Правда, и родилась, и выросла на Красной Лошади. Потому и признал ты ее одну.
Хозяин почесал бороду:
— Ладно. В сенник пойдем. Там поговорим. — В сенник так в сенник. Лишь бы под крышу.
— Годится. Пошли.
Он зыркнул исподлобья на стоящих поодаль мужиков:
— Ну? Чего уставились? Я дело обтяпаю. Сам. — Возражений не последовало. Рта открыть никто не посмел. Трапперы быстро разошлись, скрывшись кто в доме, кто за домом, ровно и не было их. Бабы наконец-то отправились по воду. Зато, сообразив, что беды наверняка уже не будет, на волю вырвалась ребятня. Как горошины из стручка выкатились. Оно и понятно: где бы ни проходило детство — на вилле среди виноградников, в лесной глуши на фактории, в городском ремесленном квартале или королевском дворце — главной чертой малолетнего сорванца всегда было и останется любопытство. Возрасту — от трех годков до десятка. Чумазые, вихрастые, огненно-рыжие, как на подбор. Что ни говори, а маленькие арданы. Породу сразу видно.
На мордашках нескольких из них я заметил густо намазанные соком чистотела корочки. Вначале насторожился: что за зараза такая? А потом сообразил — ветрянка. Кто ж в детстве ею не переболел! Видно, каким-то манером умудрились дети трапперов заразиться от заезжих торговцев. Ну и хорошо. Малышней все разом переболеют, потом хлопот меньше будет.
Тем временем лысый ардан зарычал и на детей, как недавно на собак. Однако они не сильно прислушивались. Тогда он махнул мне рукой — пошли за мной, мол.
Пошли так пошли.
— Тебя, хозяин, как величать-то? — Он или забыл представиться, или просто мало радуется нам.
— Зови Метким, — буркнул ардан.
— Добро. А я — Молчун.
— Ну и молчал бы, Молчун.
Вот такой у нас хозяин. Приветливый. Без доброго слова мимо не пройдет. Да и стрыгай с ним. Не детей же нам вместе нарекать!
Сенник располагался сразу за срубом. А не скупятся трапперы арданские, когда дома себе строят. Бревна — вдвоем не обхватишь, не всякий таран разобьет. В стенах прорезаны узкие окошки, защищенные крепкими ставнями, и двери. Кроют дома арданы все больше дерном. За осень-зиму он влагой напитывается, весной зеленеет. Нелегко такую постройку сжечь или разбить. И это правильно — лихих людей и раньше в здешних краях хватало, а уж теперь, после войны… И раздумья вернулись к Мак Кехте. Ей-то удавалось пожечь не одну факторию. Наверняка навыки богатые в этом деле.
От размышлений меня отвлек негромкий голос Сотника. Кажется, он обратился к ардану:
— Ого, а кони у вас откуда?
— Да так… — Меткий замялся. — Тут одни проезжали — бросили хромых.
Неподалеку от сенника, за сложенной из жердин оградой, понуро стояли шесть лошадей. Мокрые, а потому все без исключения вороные.
— Богато живете, трапперы.
— А! Где там! Жрут как проклятые, а толку с них — аж никакого.
— Так отдай нам.
— Что значит «отдай»? Даром?!
— А то! Тебе ж они не нужны. Опять-таки жрут много.
— Хе! Даром! Даром за амбаром! Да я их лучше порежу — мяса навялю.
— Эх, Меткий! — усмехнулся я. — Веселии тебя не слышит. Они ж за коня горло перегрызут.
— А тебе что? Ты из Повесья, что ли? Нет! Вот и не лезь, когда не просят.
— Я не про то. Продай, коли за так отдать не хочешь.
Ардан задумался.
— Пошли. Сядем, поговорим. В ногах правды нет.
— Ну пошли. А что до правды, так ее для бедняка нигде нет.
— Ну, ты и трепло! А еще Молчун. Заходи. — Сенник дохнул из распахнутых дверей одуряющим ароматом лесных трав. Такие вырастают на скрытых от людского глаза полянах в дремучих чащобах, и луговые травы ни в какое сравнение с ними не идут. Одна ночь на кипе душистого, теплого сена добавляет годков пять жизни. Просто чародейство какое. Не зря молва людская приписывает знахарям-травникам занятия волшебством.
