— Понял я, Меткий, про кого ты говоришь. Видал их. Были на Красной Лошади. Давай лучше ближе к делу. Сколько возьмешь за коней?
— Дык я и сам к тому веду. Твой же дружок одноглазый завелся: «чьи кони, чьи кони»!
— Ну, выяснили, и Сущий с ними. Сколько просишь?
— Три. За каждого.
— Чего три-то? Камни, они разную цену имеют.
— Давай покажу.
— Ну, изволь, Меткий. Покажи.
Толстый палец с черным от старого ушиба ногтем завис над кучкой самоцветов. Сейчас выберет… Знать бы заранее, что в его лысую голову придет. Только б не смарагд… За него табун таких коней взять можно. Да не таких, а веселинских, ценящихся на торгах сверх всякой меры.
— О! Вот таких.
Траппер указал на жаргон. Слава Сущему! Не самый ценный камень. А наберется у меня дюжина жаргонов?
Быстро пересчитав, я озабоченно покачал головой:
— Не выходит. Десяток их всего. Давай чего добавлю…
— Ну, — обиженно протянул ардан. — А что у тебя еще есть?
— Всё перед тобой. Гляди, выбирай. — Меткий прищурился.
— Погоди, — вмешался Сотник. — Мы еще не про всё договорились. Потом заодно посчитаем.
— А чего вам еще надо? — нехотя оторвался от созерцания самоцветов Меткий.
— Насчет харчей как?
— С бабой поговорить надо. Муки совсем мало. Не перезимуем.
— Мясо есть? Копченое или вяленое?
— Много не дам.
— Да хоть совсем малость. До Лесогорья добраться.
— Ладно. Поищем…
— А тютюнника, часом, не наскребешь? — вдруг осенило меня. — Хоть полкисета.
Траппер сразу надулся:
— Вы там на своей Красной Лошади безголовые или безрукие? Хвост тоже курева просил. У вас там что, насобирать травы в лесу некому?
— Не цвел в этом году у нас тютюнник. Уж мне можешь поверить — все холмы излазил.
— Два камня за кисет.
Ох и прижимист ардан! Чистый паук-кровопийца. Это ж сколько заломил!
Заметив мои колебания, Меткий твердо произнес:
— Или так, или никак. Я вам не нанимался на полприиска тютюнник собирать. А ну как у меня кончится до будущего липоцвета? Чего ради мучаться?
Я почесал затылок. Взглянул на Сотника. Тот сидел с невозмутимым лицом, и было ясно, что, не договорюсь я насчет курева, слова в упрек не скажет. Но я-то понимал, каково ему. О затяжке с самого березозола мечтает.
— Годится, Меткий. Два аквамарина. Только не самых больших. Вот эти сгодятся?
Ардан посопел. Потом кивнул:
— Сгодятся.
— А к тем красненьким, что ты за коней выбрал, я вот еще два желтых добавлю. Они гелиодорами зовутся. И за харчи. Если дашь, конечно.
Меткий совсем размяк:
— Дам. Щас женке скажу, чтоб собрала.
— Погодь. — Сотник глянул на него снизу вверх. — Сбрую конскую сейчас принесешь? Или после, утром?
— Какую сбрую? Не было такого уговору! За коней был, а за сбрую…
— Был у меня барышник знакомый, ныне покойный, так он коней за так отдавал, а за недоуздок десять империалов лупил.
— Ну и?..
— Я ж сказал — покойный.
— Не шла речь про сбрую!
— Так вертай камешки назад. И будем считать, что уговора не было.
И тут Меткий заюлил. Как гадюка, придушенная сапогом. Жадность боролась со здоровой деревенской сметкой. Понятно, что и кони, и сбруя в трапперской фактории без надобности. Вряд ли кто из них уздечку наденет по правилам, не говоря уже о седле. Да и лошади — это не коровы, что сами хозяев кормят зимой. Сена жрут не меньше, а пользы… ломаный медяк. Мог он их, конечно, и прирезать, как грозился, но тогда самоцветы, которые уже и в руках подержал, — тю-тю. И мясо придется съесть всей факторией. Но как же ему хотелось содрать с нас еще хоть чуть-чуть.
Я даже бороду ладонью прикрыл, чтоб не догадался хозяин наш, что смеюсь, на него глядя. Вот умора!
Наконец здравый смысл победил.
Ардан махнул рукой:
— А, стрыгай с вами! Забирайте!
— Так когда принесешь? Сейчас или завтра утром? — Меткий пожал плечами:
— А вам не один ляд? Завтра с утречка и заберете… А щас я пожрать принесу.
Он развернулся, изображая всем видом несправедливо обиженного. Ну, прям бедняк, которому на ярмарке лемех из гнилого железа подсунули.
— И тютюнник не забудь, — напомнил я.
Траппер кивнул напоследок и захлопнул сбитые из горбыля двери.
— Не обманет? — повернулся я к Сотнику.
— Не должен. Жадный. А вот…
Он вскочил на ноги, прислушался и толкнул дверь.
— Ты чего? — удивился я.
— Не припер, — коротко отвечал Глан.
— Кто не припер, кого?
— Створки не припер. С него станется нас вместе с сеном запалить.
Вот оно что! А я и не догадался бы, пока огонь не припечет. Это точно. Мог ардан клячем двери подпереть и ночью, когда мы уснем покрепче, поджечь. Камешки-то всяко в огне не попортятся. А что мы попортимся, так ему наплевать.
А может, и не правы мы, подозревая траппера? У простых людей запрет на убийство в крови. Жизнь, поданную Сущим, они ценят. Это в больших городах народ звереет и в глотки друг другу вцепиться готов. За кусок послаще, за место потеплее, за ласку господскую.
— Устраивайтесь, — проговорил Сотник. — Ночью по очереди спать будем.
А что нам устраиваться? Долго на ночевку тот умащивается, у кого добра навалом. А с нашим скарбом — раз-два, и готово. Как гусь из сказки. Одно крыло подстелил, другим укрылся.
— В сено зарывайтесь, — посоветовал я Гелке и Мак Кехте. — Теплее будет. Ночами-то холодает.
Они послушно полезли на кипу душистой подсушенной травы. Да Гелке и не нужно особо советовать — ее отец каждую осень запас для коровы накашивал, всю сараюшку набивал. А вот благородной феанни ночевка на сеновале, пожалуй, в диковинку. Ничего. Может, еще хвастаться своими приключениями будет, когда ко двору Эохо Бекха попадет… Если попадет. Потому что от ее задумки пройти через людские земли аж до Озера по-прежнему попахивало безумием.
Я бросил плащ у подножия сенной горы. Сотник устраивался рядом. Расстилал добротную кожаную накидку, но дротик всё время находился у него под рукой. Вот, учись, Молчун, у настоящего воина. Опытного и закаленного.
Только хотел я посетовать, что хозяина нашего лучше всего за смертью посылать — сто лет проживешь, как дверь скрипнула, провернулась на ременных петлях, и на пороге возник ардан. Поставил на утрамбованный земляной пол объемистую суму.
