Тут увидел, что меня пинает Оксанка: «Встать! Товарищ младший лейтенант! А ну-ка давай дерись». Непокидало ощущение, что все это не со мной: так как видел все это со стороны — свое распластанное тело под грудой камней и бревен. Неожиданно, все тело пронзила боль и видение на миг исчезло. Потом появилась моя покойная жена, только теперь ее видел как бы своими глазами.
— Я сейчас, Оксаночка, — промычал я, — Я сейчас, родная, только силы соберу. Тяжко дышать что-то.
— Вставай! Ты что мне обещал? Или забыл? Твой срок еще не пришел!
— Я ужасно устал и хочется пить.
— Ничего, перетопчешься. Бери автомат и иди ко взводу.
— Сейчас, только каску одену.
Снова пронзило тело боль. Открыл глаза — небо в клубах черного дыма. Звуки канонады уже куда-то удалились, теперьслышалось чье-то надсадное затрудненное тяжелой физической работой дыхание. Какой-то малорослый боец в каске и бронике, откидывал камни и бревна. Я попытался встать или хотя бы поднять голову. Снова потерял сознание.
Меня тащили по земле на плащ-палатке. Тянула какая-то девчонка с грязной повязкой Красного Креста на рукаве. Это было видно по выбившимся длинным волосам из под каски — простые солдаты такую шевелюру не могли носить. Через каждые пять-шесть шагов она останавливалась отдохнуть. Поднял голову — увидел, что санитарка сидела, опершись спиной о полуразрушенную стенку СПСа. Поднатужившись — сел. Бедняга сидела и плакала, дуя на свои натруженные пальцы. Каску свою не нашел, как и автомат. Хорошо хоть броник на мне.
— Тебе нельзя вставать! Ты же раненый! — крикнула она, перекрикивая шум взрывов, неожиданно упавших шальных снарядов. — Я тебя дотащу до мебсанбата! Не смотри, что маленькая, я сильная.
— Кто же тебя сюда прислал? Мама знает где ты?
— Слушай сюда! Я не намерена перед… и ее тут заглушил вой падающей мины и разрыв. Рванул и вместе с ней упали на дно СПСа, закрыл ее собой. Когда все прошло, оба сидели и отряхивались Выглянул из-за бруствера: валялись убитые американцы и наши. Горела техника. Примерно в километре южнее от нас еще шел бой за траншеи.
— А теперь, сестричка, слушай меня! Дай мне свой автомат и не высовывайся. Кажется пендосы прорвали здесь нашу оборону и мы уже за линией фронта километров на пять. Как тебя зовут?
— Таней, — всхлипывая, сказала она.
— Так вот, Таня, надо найти место, чтобы дождаться темноты и пробиваться к нашим. Ты побудь здесь и никуда не уходи. Стреляй во все, что шевелится. А я тебе дам знак, — позову тебя по имени. Хорошо?
— Хорошо. — я помог ей снять автомат, снял с предохранителя, перезарядил и забрал его у девушки.
Я вытащил из кобуры свой ПМ, проверил патроны в магазине, снял с предохранителя, щелкнув затвором, отдал пистолет Тане. Изготовив «калаш» побрел пригнувшись по еле выкопанному ходу сообщения. Почти везде было усеяно трупами моих бойцов и американцев. Видать была рукопашная схватка, потому что тела лежали чуть ли не в обнимку. Тут наткнулся на одного из своих новых «комодов» (командира отделения) — сержанта Тульчинова. Он лежал в окружении четырех американских морпехов с раскроенными черепами, грудными клетками, в его руке была зажата окровавленная саперная лопатка, а из горла торчал штык-нож от М-16, грудь перечеркнута очередью из винтовки. Подобрал М-16А2 с подствольным гранатометом. Пришлось ее вытаскивать из окоченевших рук американца. Проверил патроны в магазине и патроннике. Снял его «разгрузку» с запасными магазинами и гранатами, штык нож и флягу. Теперь чувствовал себя более уверенно.
В разбитой БМП нашел два ИРП-6 (Индивидуальный Рацион Питания), сложенных в вещмешок. Тут вспомнил, что амеры своих на поле боя не оставляют. Нужно было поскорее уходить. Быстро рванул к тому месту, где осталась Таня. Подбегая туда услышал какую-то возню и вскрики. Там шла борьба, это точно! Тихонько подкрался и увидел, как человек в нашей форме пытается задушить Таню. Она упиралась и кричала. Подошел сзади и прикладом винтовки ударил по голове тому мужику. Он тяжело осел и завалился на бок. Помог Тане выбраться и она разрыдалась. Большие слезы прорезали неровные канавки на чумазом лице, покрытом грязью и копотью. Прижал ее к себе и начал утешать. Девушка еще минут пять плакала. Но надо было уходить, чтобы не попасть в руки американцев. Повернул того мужика на спину и ужаснулся — это оказался майор Нестеров, мой первый командир роты. Снял с него ремень, также быстро повернул его на живот и связал руки за спиной, а также вставил держак от валявшейся рядом лопаты между руками и спиной, чтобы не мог шевелиться. Достал снятую с убитого американца флягу, забрать-то ее взял, но содержимое проверить еще не успел. Открыл и понюхал — там было первоклассное виски. Налил в крышечку и заставил Татьяну выпить. Она с минуту не могла потом отдышаться от столь крепкого напитка. Отвел девушку в остатки разбитого неподалеку блиндажа и затащил туда Нестерова, который все еще был без сознания.
Таня под действием усталости, эмоционального шока и спиртного заснула. Я сел у входа с винтовкой и стал дожидаться темноты. У самого голова просто раскалывалась. Примерно через час в себя пришел Нестеров. Он огляделся вокруг и попробовал на прочность ремень, который стягивал его руки, но после того как палка, что была между спиной и руками, больно впилась ему в тело — успокоился.
— Володя, ты чё, сдурел? А ну развяжи меня. — наконец обратился он ко мне. — Я же тебя под суд отдам.
— Расслабься, Олег, какой там суд. Мы уже в километрах пяти за линией фронта, если не больше. Не думал, что ты так низко падешь. Беззащитную девчонку, которая нас неудачников вытаскивает из-под огня, пытаться изнасиловать. Да и место нашел. Да ты мародер самый натуральный.
— А чё она, не могла просто так дать что ли? Я ее и так, и так, а она ни в какую.
— А-а-а подумал, мол война все спишет. Олег, ты меня разочаровал. Вот здесь ты и показал свою натуральную личину. Ты же знаешь, что грозит тебе за это по закону военного времени.
— Знаю. Но ты, еще сынок, чтобы мне морали читать. Я уже под Евпаторией воевал, пока ты у себя в военкомате прохлаждался.
— Не тебе судить, сука, чем я занимался. Главное — это то, что ты делаешь сейчас. Я вижу, что ты не достоин носить офицерские погоны, да и вообще жить.
— Да что ты «пиджак» знаешь о службе? Бумажки только перекладывал у себя в военкомате. А я двадцать лет как папа Карло в боевых частях. Так что, сосунок, не тебе судить.
— Вот что, Олег. Мы, как стемнеет, будем пробиваться к нашим или к партизанам. Ты пойдешь с нами, я тебя отдам в руки правосудия. Пусть они решают.
Через час стемнело. Разбудил Таню, которая мирно посапывала в дальнем углу полуразрушенного блиндажа на той плащ-палатке, укрывшись моим бушлатом. Девушка проснулась, испуганно посмотрела на Нестерова, который с ненавистью и презрением смотрел на нас. Я вскрыл одну из ИРП, достал три консервы и три пачки галет. Штыком от М-16 вскрыл их и зеленой пластиковой ложечкой, которая идет в комплекте с рационом, начали есть. Когда мы с Таней поели, начал кормить с ложечки Нестерова, потому что не хотел развязывать ему руки. Вдруг сотворит еще что-нибудь.
