Наш небольшой отряд быстро пошел к лесу, который был в километре на северо-запад от наших позиций. Я шел впереди, за мной шел Нестеров, который нес на себе вещмешок с нашими харчами и боеприпасами, а Таня была замыкающей. Она шла с автоматом на изготовку, который смотрел в спину Олегу. Когда мы были уже в нескольких шагах от кромки леса, Нестеров неожиданно ударил меня головой в спину так, что от неожиданности упал в кусты. Этим воспользовался бывший комбат, ударил ногой по автомату Татьяны и очередь ушла в сторону. Оружие вылетело из ее рук. Быстро вскочил, но Олег начал убегать в лес. Вскинул винтовку и прицелился. Вы знаете, но мне было трудно нажать спусковой крючок. Во время боя совсем другое дело — там ты стреляешь во врагов и знаешь, что если не ты его, то он тебя. А тут свой, с которым больше трех месяцев ел из одного котла, делился сигаретами и прикрывал его спину. Но если этот гад уйдет, то неизвестно, что дальше совершит. Затаил дыхание, нажимаю на спуск. В ночи прогремела очередь из М-16А2 и короткий вскрик дал понять, что попал. Осторожно подошел к месту, где лежал Нестеров. Он лежал и хрипел, при свете луны увидел, что на его губах выступила кровавая пена.
— Володя, прошу как друга, добей меня.
— Да пошел ты на х…й, козлина… Не друг ты мне, урод…
— Ну, как бывшего друга. Добей меня.
— Да я тебя и без просьбы…
С этими словами вскинул винтовку…
Таня услышала еще один выстрел и стала озираться по сторонам. Девушка быстро нашла выроненный автомат и крепко сжала в руках.
Я снял с Нестерова вещмешок, закинул за плечо и побежал к Тане. Взял ее за руку, увел в лес. Потому что на звуки выстрелов могли сбежаться американцы.
Еще минут десять бежали, пока не спрятались в густых зарослях можжевельника. Передохнув и переведя дыхание, пошли дальше на северо-запад. Шли пока не начало светать. Нашли густые заросли кустарника и залегли там. Необходимо было переждать до темноты и передвигаться дальше. Наскоро перекусили. Решили так: сначала спит девушка, а я на охране, а потом меняемся. Санитарка моментально заснула, мне ничего не оставалось как сидеть и прислушиваться ко звукам леса. Канонада напоминала о том, что бои идут полным ходом. Фронт откатился на несколько десятков километров. Единственный выбор для нас — это было пробиваться к своим. Потому что искать партизан не было смысла — они же не сидят под вывеской «Партизанский лагерь 2 км» и со стрелочкой. За себя-то не беспокоился — дойду, а вот за Таню уверенности не было. Санитарка была около 160 см роста, худенькой и хрупкой. Обутая в сапоги, которые были на три размера больше и голенища сапог были обрезаны на манер сапог морских пехотинцев союзного образца. Но на ней они смотрелись вполне по-уставному. Храбрая девчонка, или глупая. Скорее всего оба случая. Будет жаль, если она погибнет. Нет, по-любому должен ее вывести к своим. Девчонка должна остаться жить. Ей предстоит продолжать жизнь на Земле. Кто-то же должен будет после войны восстанавливать страну, если мы, мужики, не вернемся. Вот что война с людьми делает: еще недавно она бегала по ночным клубам с бутылкой «Лонгера» в руке и с сигаретой в другой. Одевала всякие короткие юбчонки, для которых название «юбка» — только название. Ярко красилась и выискивала парней побогаче, чтобы «продинамить» по полной программе. Ей же и 19-ти нет. И не задумывалась ведь о том, что придется отлеживаться в кустах с едва знакомым парнем, тем более военным. Да, военных она, наверное, вообще на дух не переносила — бедные, что с них возьмешь? Живут на одну зарплату, вечно замученные службой и начальством. А тут еще и спать с ним по очереди. Я имею в виду спать в натуральном смысле этого слова, а не о сексе. Татьяна и не думала, что когда-нибудь оденет форму и возьмет в руки оружие. Училась, наверное, в институте и «в ус не дула». Ни о чем серьезнее вопроса: «Как раздобыть денег на косметику, шмотки и всякие там удовольствия?» не задумывалась. Обстоятельства меняют людей, это чувствую на себе. Не хочу сказать, что сильно поменялся. Такова суровая правда жизни. До войны категорически не употреблял спиртное, а сейчас за милую душу — иначе сойдешь с ума. До войны только курил табак. Потому что в третьем классе жил с родителями на территории воинской части и моими друзьями были солдаты. У меня спрашивали, мол, а почему ты не пьешь, но при этом куришь. Я всегда отшучивался, цитируя одну украинскую поговорку. Привожу ее в оригинале, потому что в переводе на русский она теряет тот самый прикольный колорит: «Якщо людына не курыть та не пье — вона або хвора, або подлюка.»
Осмотрел на наши запасы. Довольно-таки не густо: четыре обоймы для М-16, пять гранат для подствольного гранатомета, два рожка для АКС и один в автомате. Из еды остались только три консервы и четыре пачки галет. Если растянуть, то хватит на три дня. Ну, а за это время думаю, мы доберемся до наших.
Таня сняла каску и кепку, положила под голову. Ее темные волосы рассыпались широкой блестящей засаленной волной. Попытался ее представить в гражданке: видать была симпатичной девчонкой. Но сейчас выглядела не очень — ей нужно было б умыться. У девушки был такой умиротворенный вид и так крепко спала, что когда пришло время смены решил не будить. Да и сам не заметил, как заснул.
Проснулся оттого, что услышал рокот моторов и крики на английском языке. Потянулся к винтовке. На месте, ну слава Богу. Потом зажал рот Тане и тихонько потормошил ее. Она открыла глаза и ошалело посмотрела на меня. Приложил палец к губам и большим пальцем показал в сторону звуков. Она глазами и головой мне показала, что поняла меня. Отпустил ее, тихонько залег и направил винтовку в сторону звуков. Татьяна легла рядом и положила автомат параллельно винтовке. Знаком ей приказал оставаться на месте, а сам тихонько вылез из кустарника и метнулся под покров срубленной взрывом сосны. Залег в воронку. Сердце колотилось с бешеной скоростью. Отдышался и потихоньку выглянул из-под хвои. Оказалось, что мы дошли до небольшой проселочной дороги. Там стоял американский «Хаммер» с пулеметом на крыше. Возле него стояло трое солдат: один здоровенный негр с нашивками сержанта и двое белых, которые, веселясь, отливали. О чем они говорили не расслышал — слишком далеко. Но услышал взрыв смеха, после очередной шутки чернокожего сержанта. И тут у меня созрел дерзкий план — убить этих троих и завладеть машиной. Уже прицелился в негра. Целил ему в голову, но они сразу, застегнувшись, сели в машину и уехали. Вот ведь суки! Видать еще не пуганные. Ну, ничего все еще впереди — еще своей тени бояться будете. Кстати, может это и к лучшему, что уехали. Еще не известно, сколько их там было.
Я вернулся к Татьяне. Быстро собрались и пошли подальше от дороги. Шли по лесу, держась к северу. Каждый шаг мне отдавался в голове, которая болела все больше и больше. Санитарка шла молча. Ей было трудно в сапогах на три-четыре размера больше и бронежилете. Особенно в гористых условиях. Мне тоже было нелегко: за спиной вещмешок с нашими боеприпасами и продовольствием, и меня кажется тогда хорошо приложило бревном по голове. В глазах двоилось и тошнило. Но старался отвлечь от этих мыслей тем, что прикидывал, сколько ж нам еще идти. Также пытался напевать песенки. Шли на гул канонады. Там ведь наши, там еда и относительный покой. Что самое интересное — все хотел перед войной вырваться в горы в поход с ночевкой. И вот моя мечта сбылась. Твою мать! Сбылась мечта идиота! У тебя, Свешников, все никак у людей. Права была твоя жена-покойница. Эх, Оксанка-Оксанка!
